Книга Осада - Иван Алексеев

– Гранаты к бою! Вперед! – яростно выкрикнул Желток.

То, что у них не было практически никаких шансов уцелеть после выполнения этой боевой задачи, они понимали с самого начала. Но русские дружинники не сдаются никогда, ни живые, ни мертвые. Недаром прусский король Фридрих, наследник всеевропейской военной славы Стефана Батория, скажет через два века: «Русского солдата мало убить, его надо еще и повалить».

Отпустив веревки, они падали вниз, прямо в облако гранатных взрывов: свои осколки не заденут! Не задели. Чуть спружинив ногами и привычно погасив основную инерцию падения за счет переката через плечо, дружинники тут же поднялись, встали спина к спине, выхватив из ножен сабли, нацелив на неприятеля последние оставшиеся заряженными пистоли.

– Работаем, брат! – сквозь судорожно стиснутые зубы прорычал Желток.

– Слава Руси и Лесному стану! – взревел Михась.

Не дожидаясь, когда вокруг них сомкнется кольцо неприятелей, дружинники с криком, ревом и остервенением бросились в прорыв, уходя прочь от башни. В первые секунды враги невольно расступились под их напором, дрогнув от столь остервенелого порыва. Но поморским дружинникам из Лесного стана противостояли крепкие обученные профессионалы, поднаторевшие в рукопашном бое и технически, и психологически. Уже в следующий миг они оправились от первоначального замешательства и сомкнули ряды.

Желток с Михасем оказались посреди пустого круга, ощетинившегося со всех сторон остриями шпаг и копий. Среди клинков торчали и направленные на дружинников стволы мушкетов, но при таком раскладе ни один дурак стрелять, конечно, не будет.

Впрочем, в семье – не без урода, и дурак, или слишком самоуверенный стрелок все же нашелся. Михась краем глаза заметил огонек вспыхнувшего на полке пороха. Не оборачиваясь, он дернул прижимавшегося к нему спиной Желтка за ремень и упал на колено. Естественно, Желток мгновенно повторил его маневр, и вражеская пуля вжикнула над их головами, повалив кого-то на противоположной стороне окружавшего их вражеского кольца.

«Свои же потом пристукнут урода, чтоб вдругорядь неповадно было!» – вскакивая, почему-то успел подумать Михась.

У них оставалось не больше минуты, и, воспользовавшись неразберихой, дружинники пошли в наступление на превосходящие силы врага. Но они уже бросились в атаку не остервенело и стремительно, как только что, а двинулись спокойно и демонстративно, сменив тактику в полном соответствии с изменившейся обстановкой боя.

Вражеское кольцо тоже переместилось: опытные бойцы вполне разумно не желали лесть на рожон, а проделывали тактический прием, известный как «липкий контакт». Его смысл заключался в том, чтобы не подставляться под яростные наскоки противника, а, понемногу отступая, ждать, когда у того просто иссякнут силы, ибо ни один боец не способен долго пребывать в состоянии наивысшего боевого остервенения, в котором он в одиночку способен крушить многих.

Дружинники хорошо понимали действия неприятелей, и использовали их в своих интересах. Главное сейчас было уйти как можно дальше от башни, а потом, когда грянет гром, воспользоваться неизбежной растерянностью врагов и прорваться к своим.

Шаг за шагом они смещались в нужном направлении. Казалось, что еще немного, и план дружинников удастся, и они, в который уже раз, вновь выскользнут из смертельной западни!

Но внезапно в рядах неприятеля раздался уверенный голос, произнесший с высокомерной насмешливостью:

– Стойте, панове! К черту вашу осторожность и ваш липкий контакт! Позвольте-ка мне потолковать с этими хлопцами-молодцами по-свойски, по-рыцарски!

Вражеское кольцо замерло, остановилось. Из его рядов выступил вперед и встал, подбоченясь, перед дружинниками гусарский ротмистр в блестящих сталью, серебром и позолотой доспехах, поверх которых был накинут ярко-желтый атласный жупан. Ротмистр отвесил картинный поклон, изящно отсалютовал саблей и обратился к дружинникам с выспренней речью:

– Ясновельможные паны, согласно рыцарским обычаям, вызываю вас на честный поединок: один на один, или оба на меня одного. В случае вашей победы я даю вам честное слово дворянина и рыцаря, что наши воины пропустят вас беспрепятственно к своим…

Разумеется, ни Михась, ни Желток не слушали его болтовни и не собирались вступать ни в какие рыцарские поединки. Но неожиданное появление этого разодетого павлина на пару секунд сбило дружинников с темпа, и они поневоле остановились, чего нельзя было делать ни в коем случае. Не медля больше не мгновения, Михась вскинул пистоль, в которой оставался последний заряд, но тут же под его ногами качнулась земля. Пуля дружинника прошла мимо гордо поднятой головы ротмистра пана Голковского (а это был, несомненно, наш старый знакомый, которого и Михась, и Желток, к сожалению, недооценили по его одежке и речам). Пистольный выстрел потонул в гуле мощного взрыва.

На месте Свинарской башни, в которую уже успели набиться три-четыре сводные штурмовые роты неприятеля, возникло огромное облако из дыма, пыли и камней. На секунду заслонив солнце, это облако с грохотом опустилось вниз, на землю, погребая под собой арьергард и резерв штурмовой колонны королевского войска, готовившийся нанести решающий удар по русским ратникам, оборонявшим частокол. На том месте, где только что стояли двое поморских дружинников и их противники во главе с блистательным гусаром, паном Голковским, теперь громоздились лишь дымящиеся груды камней и деревянных балок.

Василек, начальник личной дружины князя Шуйского, под грохот взрыва сразу же повел своих бойцов в атаку, как и приказал ему воевода. Строй свежих ратников, умелых и сильных, уже давно нетерпеливо рвущихся в бой, с ходу опрокинул центр неприятельской колонны. Только что предвкушавшее скорую победу вражеское войско, деморализованное неожиданно переменившейся обстановкой, дрогнуло, попятилось. Смертельно уставшие ратники и ополченцы, проявившие невиданную стойкость и мужество в обороне, уповавшие уже на одного лишь Бога и узревшие во взрыве башни руку Господню, без команды, с торжествующими криками, сами ринулись вперед, на врага. Воеводе и боярам даже не пришлось вести их за собой. Русская рать, сметая все на своем пути, в течение получаса выбила врага за линию городской стены. Вдохновленные одержанной победой ратники устремились было вслед за неприятелем, намереваясь гнать и бить его в чистом поле, но князь Шуйский, прекрасно понимавший всю опасность такого порыва, сумел, хотя и с трудом, остановить свое войско, удержать его от преследования отступавшего, но по-прежнему обладавшего многократным численным превосходством неприятеля.

Ратники вернулись на земляной вал, по которому теперь проходила основная линия обороны, и, несмотря на смертельную усталость и раны, принялись под руководством своих военачальников, чинить разрушения, углублять ров, устанавливать дополнительные пищали и пушки. Но они могли не опасаться повторного штурма.

Королевское войско потеряло при штурме свои лучшие ударные части и было полностью деморализовано неожиданным поражением, первым в карьере короля Стефана Батория, прозванного в Европе «Непобедимым». Тишина и уныние воцарятся в последующие дни в осадном лагере. Ксендз Пиотровский запишет в своем дневнике о потерях королевского войска: «…избитых дубинами – очень много… Бутлер, поручик из отряда курляндского герцога, ужасно избит… Собоцкому порядком досталось во время приступа: избили его дубьем и каменьями, как собаку». И будет ученый иезуит в своих записях ругать, на чем свет стоит, русских варваров, не умеющих биться по-рыцарски, копьем и мечом, а пускающих в ход мужицкие дубины.