Книга Желтоглазые крокодилы - Катрин Панколь

— Вы пришли рассказать не только об этом, — сухо перебил ее ведущий.

Это был тот самый, который остриг Ирис. Жозефину пронзило ужасное подозрение.

— Нет, я приехала, чтобы открыть правду по поводу одной книги, — тщательно выговаривая слова, произнесла Гортензия. — Книги, которая имела огромный успех. Книга называется «Такая смиренная королева»…

— И вы утверждаете, что эта книга написана не той, которая называет себя ее автором, а вашей матерью…

— Именно так. Я докажу это, показав вам компьютер моей матери, где находятся разные версии и наброски этого романа…

«Вот почему я сегодня с утра не могла найти ноутбук! Я искала его повсюду и в конце концов решила, что забыла его у Луки».

— И я должен добавить, — вмешался ведущий, — что накануне передачи мы вызвали судебного исполнителя, который подтвердил, что в компьютере содержатся несколько отличных от окончательного текста версий и что компьютер принадлежит вашей матери, мадам Жозефине Кортес, сотруднице Национального центра научных исследований…

— И она специализируется на XII веке: как раз на том времени, что описано в романе…

— Значит, книга написана не вашей тетей, нужно не забывать, что Ирис Дюпен ваша тетя, а вашей мамой?

— Да, — подтвердила Гортензия, глядя прямо в камеру.

— Вы знаете, что это вызовет грандиозный скандал?

— Да.

— Вы очень любите вашу тетю…

— Да.

— И, тем не менее, вы рискуете уничтожить ее, уничтожить ее жизнь…

— Да.

Ее спокойствие не было напускным. Гортензия отвечала без колебаний, не краснела, не запиналась.

— И зачем же вы это делаете?

— Потому что мама воспитывает нас одна, меня и сестру, у нас не так много денег, она выбивается из сил, и мне не хотелось бы, чтобы она лишалась авторских прав на книгу.

— Вы делаете это только из-за денег?

— Я делаю это, чтобы отдать должное моей матери. И из-за денег тоже. Моя тетя, Ирис Дюпен, затеяла все это чтобы поразвлечься, она, естественно, не ожидала, что книгу ждет такой успех, я считаю должным отдать кесарю кесарево…

— Когда вы говорите об успехе книги, вы можете привести какие-нибудь цифры?

— Конечно. На сегодняшний день продано пятьсот тысяч экземпляров, книга переведена на сорок шесть языков и права на фильм приобретены Мартином Скорсезе.

— Вы чувствуете, что понесли убытки?

— Ну, это как выигрышный лотерейный билет, который купила мама, а тетя забрала… Но на покупку билета вы тратите тридцать секунд, а над книгой мама корпела целый год, а перед этим были еще годы и годы учебы, работы, исследований! Я считаю, было бы справедливо вознаградить ее за это…

— Надо сказать, — объявил ведущий, — что вы явились сюда вместе с адвокатом, мэтром Гаспаром, который известен как адвокат многих звезд шоу-бизнеса, в том числе Мика Джаггера. Мэтр Гаспар, скажите нам, что можно сделать в подобном случае?

Адвокат пустился в длинные рассуждения о плагиате, о работе литературного негра, о разных судебных случаях, с которыми он сталкивался в своей практике. Гортензия слушала его, выпрямившись, устремив взгляд в камеру. Она была в зеленой рубашке фирмы «Лакост», подчеркивающей блеск ее глаз и медный отлив длинных волос.

Жозефина невольно обратила внимание на маленького крокодильчика на ее груди.

После речи адвоката ведущий в последний раз обратился к Гортензии, которая закончила свое выступление рассказом о блестящей карьере матери в Национальном центре научных исследований, о ее трудах по XII веку, о ее невероятной скромности, которая бесила дочь до умопомрачения.

— Вы знаете, — заключила Гортензия, — когда ты еще ребенок — а я не так давно еще была ребенком, — тебе необходимо восхищаться родителями, думать, что они сильные, самые сильные. Родители защищают, заслоняют детей от внешнего мира. Детям не хочется видеть родителей слабыми, растерянными, беспомощными. Детям даже не хочется знать, что у родителей какие-то проблемы. Им необходимо чувствовать себя в безопасности. У меня в детстве постоянно было ощущение, что моя мама недостаточно крепко стоит на ногах, что всю жизнь ее куда-то задвигают, толкают… Вот что я хотела сделать сегодня: защитить ее вопреки ей самой, создать ей надежное убежище, чтобы отныне она ни в чем не нуждалась, чтобы не ломала себе голову, как оплатить квартиру, налоги, наши занятия, еду… По сути, я решилась открыть этот секрет только ради моей матери.

Зал зааплодировал.

Жозефина, разинув от удивления рот, смотрела на экран.

Ведущий улыбнулся и, снова повернувшись к камере, обратился к Жозефине, поздравив ее с такой сильной, разумной, здравомыслящей дочерью.

Потом добавил шутливо:

— А почему вы не говорите матери: «Я тебя люблю» в лицо, это было бы гораздо проще, чем по телевизору. Потому что ваша речь очень похожа на признание в любви…

На мгновение Гортензия замешкалась, потом взяла себя в руки.

— Не могу. Когда я оказываюсь лицом к лицу с матерью, у меня не получается. Ничего не могу с собой поделать.

— И все же вы любите ее?

Наступила тишина. Гортензия сжала кулаки, опустила глаза и выдавила:

— Не знаю, это так сложно… Мы с ней такие разные…

Но к ней быстро вернулось самообладание. Она выпрямилась, откинула с лица тяжелую прядь и добавила:

— Прежде всего, я сержусь на нее, сержусь за то, что у меня не было детства, за то, что она его украла!

Ведущий похвалил ее за смелость, поблагодарил за участие в передаче, поблагодарил также адвоката и представил следующего гостя. Гортензия встала и под непрерывные аплодисменты покинула студию.

Жозефина неподвижно застыла на диванчике. Теперь все знают. Она внезапно почувствовала невероятное облегчение. Ее жизнь вновь принадлежит ей. Больше ей не придется лгать, притворяться, скрывать правду. Она может писать, писать под собственным именем. Это ее немного пугало — зато она понимала, что больше у нее нет повода отлынивать, что в любом случае она должна попытаться. «Мы на многое не отваживаемся не потому, что оно трудно; оно трудно именно потому, что мы на это не отваживаемся». Так сказал старый добрый Сенека. Это была первая цитата, которую она переписала себе в тетрадь, когда начала учебу в университете. Она черпала смелость в этом афоризме… «Ну вот, — подумала Жозефина, — теперь я осмелюсь. Благодаря Гортензии. Дочь подсадила меня на коня, помогла вдеть ногу в стремя. Моя дочь… чужеземка, которую я не могу понять… но именно она подвигла меня перейти некий рубеж. Преодолеть себя».

Моя дочь, которая не ценит ни любовь, ни нежность, ни благородство… Она врывается в жизнь, словно идет на абордаж, с ножом в зубах. Но она сделала мне подарок, который никто доселе сделать не мог: посмотрела на меня, оценила и сказала «вперед, на, держи, вот тебе твое имя, пиши, ты можешь! Держись прямо, лети вперед!» Вполне возможно, она меня и любит. Она любит меня, но только на свой лад…