Книга Сотворение мира - Гор Видал

— Значит, толкует их в угоду текущему моменту.

Фань Чи не нашел в этом ничего предосудительного. Но когда я пересказал ему шутку Конфуция о черепашьем панцире, он нахмурился.

— Это неприлично.

— Почему?

— Искусство гадания происходит от предков. Они также дали нам Книгу Перемен, которую Учитель чтит.

— И все же он улыбался.

Фань Чи горестно вздохнул:

— Не секрет, что Учитель недостаточно интересуется гаданиями. Говорят, он как-то сказал, что человек сам творит собственное будущее, подчиняясь небесным законам.

— В существование которых он не верит.

Фань Чи был глубоко оскорблен:

— Если вы так думаете, то вы не поняли его. Конечно, вы же варвар. — Он осклабился. — Вы служите какому-то странному богу, создавшему зло, чтобы оправдать себя за мучения тех, кого сам же и создал.

Я не удостоил ответом такое богохульство.

Насколько мне известно, Конфуций был единственным китайцем, не интересующимся демонами, призраками и миром духов. Можно было подумать, что он в них не верит. Я несколько раз спрашивал его, но он толком так и не ответил.

Помню, что, пытаясь снять угря с крючка, я спросил:

— А как насчет мертвых? Куда они деваются? Их судят? Воскресают они? Или вновь рождаются? — Угорь извивался и не давал вынуть крючок. — Существуют ли какие-нибудь заслуги, за которые на небесах нас ждет награда? А если нет, то зачем…

— Вы бы лучше не мешали мне снять угря с вашего крючка, — сказал Учитель.

Ловким движением старик отцепил его, бросил в корзину и вытер руки о траву.

— Хорошо ли вы знаете жизнь? — спросил он меня.

— Не уверен, что понял ваш вопрос. Я знаю свою собственную жизнь. Я путешествовал по чужим странам, встречался со всевозможными людьми…

— Но не со всеми людьми, не со всеми народами?

— Конечно, нет.

— Тогда, уважаемый гость, раз вы еще не до конца понимаете жизнь, как вы можете понять смерть?

— А вы знаете жизнь, Учитель?

— Конечно, нет. Я мало что знаю. Я люблю учиться. Я пытаюсь понять этот мир. Я всех выслушиваю. Откидываю в сторону то, что кажется сомнительным, и осторожно обращаюсь с остальным.

— Вы не верите в божественные откровения?

— Например?

Я рассказал ему, как слышал голос Мудрого Господа. Я также описал видение Пифагора, просветление Будды, видения другого мира нашими магами — пусть вызванные хаомой, но тем не менее истинные. Старик слушал с улыбкой — или так казалось из-за видневшихся кончиков зубов. Из-за этого Конфуций всегда словно вежливо посмеивался.

Когда я закончил, он вытащил удочку и аккуратно собрал свое снаряжение. Я сделал то же, правда не так аккуратно. На мгновение мне показалось, что он забыл, о чем мы говорили. Но поднявшись с моей помощью на ноги — у него плохо гнулись суставы, — Учитель сказал как бы между прочим:

— Я слышал немало подобных историй, и обычно они производили на меня огромное впечатление. Настолько, что я наконец решил всерьез заняться медитацией. Я провел день без пищи и ночь без сна. Полностью сосредоточился. И что, ты думаешь, случилось дальше?

Впервые он обратился ко мне на ты. Меня приняли.

— Не знаю, Учитель.

— Ничего. Совершенно ничего. Мой ум был совершенно чист. Я ничегошеньки не увидел. И ничегошеньки не понял. И поэтому решил, что следует изучать реальные вещи в реальном мире.

Мы медленно шли через рощицу за алтарем. Конфуция узнавали и приветствовали встречные, он отвечал с достоинством, учтиво, отстраненно.

Внезапно перед алтарем появился какой-то неотесанный рыцарь.

— Учитель! — восторженно приветствовал он Конфуция.

— Цзы-Гун.

Приветствие Учителя было вежливо, но не более.

— У меня великая новость!

— Расскажи нам.

— Помните, я спрашивал вас, существует ли какое-нибудь правило, которое мне было бы можно и должно исполнять с утра до вечера каждый день?

Конфуций кивнул:

— Да, помню. И я сказал тебе: не делай другим того, чему не хотел бы подвергнуться сам.

— Так вот, с тех пор прошло больше месяца, и благодаря вам, Учитель, у меня нет желания, — поверьте! — делать то, чего я не жду от других!

— Мой милый, — сказал Конфуций, похлопывая Цзы-Гуна по плечу, — ты еще не совсем дошел до этой стадии.

5

Я доложил обо всем диктатору. Не знаю, какое впечатление произвел мой отчет об этой первой беседе с Конфуцием. Кан-нань сурово выслушал, затем попросил меня вспомнить все, что было сказано о бывшем коменданте Би. Казалось, его больше заинтересовал комендант, чем правитель Ци.

Когда я рискнул сказать, что, по-моему, вряд ли такой человек, как Конфуций, решит когда-нибудь устроить государственный переворот, Кан-нань покачал головой.

— Вы не так хорошо знаете этого человека, как мы. Он не одобряет существующего порядка. Вы слышали, что он сказал о моем досточтимом отце, потомственном главном министре? «Если этого человека можно терпеть, то кого же тогда нельзя?» Это было сказано открыто перед первым изгнанием.

— Почему же ваш отец не казнил его?

Кан-нань покрутил рукой в воздухе:

— Потому что это Конфуций. Мы смирились с его скверным характером. К тому же он знает небесный промысел. И мы должны почитать его. Но не должны спускать с него глаз.

— В семьдесят лет, почтенный повелитель?

— Да. Анналы Срединного Царства полны вредных стариков, пытавшихся разорвать государство на куски.

Затем диктатор велел мне научить государственных металлургов выплавлять железо. Мне надлежало также как можно чаще встречаться с Конфуцием и регулярно докладывать о встречах. Диктатор обеспечил мне ежедневный доступ к своей персоне, и это означало, что я могу появляться при его дворе, когда захочу. На приемы семейств Мэн и Шу меня по некоторым причинам не пускали, но двери дворца были для меня всегда открыты.

Мне положили скромное жалованье, предоставили милый, хотя и холодный домик близ литейных мастерских, двух слуг и двух наложниц. Китайские женщины без преувеличения самые красивые на земле и самые ловкие по части доставления мужчинам удовольствия. Я чрезвычайно привязался к обеим. Когда Фань Чи поведал Конфуцию о моем сладострастии, Учитель произнес:

— Всю жизнь я искал человека, чье стремление к моральному совершенству было бы равно половому влечению, и я было подумал, что, возможно, этот варвар и есть такой человек. — Он рассмеялся. — Теперь я вынужден продолжить свои поиски.