Книга Соль земли - Георгий Марков

К вечеру они приехали в Притаёжное, а ночью его хватила такая боль, что он готов был на стенку лезть. Жена Дуня предложила вызвать кого-нибудь из врачей. Артём остановил её:

– Не трогай ты их. У них завтра рабочий день, пусть хоть ночью отдохнут. Да и что мне врач? Я сам себе профессор… У тебя соль есть? Ну вот и хорошо! Высыпь её скорее на сковородку да прожарь как можно сильнее. Потом насыпь в мешочек. И ещё дай свой шерстяной платок.

Дуня быстро сделала всё, что просил Артём.

Положив мешочек с горячей солью на поясницу, прикрытую платком, Артём почувствовал облегчение. Острая боль постепенно затихла, но стоило чуть шевельнуться, как она пронизывала насквозь. Болезнь эта была ему знакома. Радикулит! Случалось с ним такое и прежде. Он лежал в постели по две, по три недели, пока с помощью самых разнообразных грелок не изгонял из своего тела эту изнуряющую боль.

Первые два дня Артём метался в постели, не зная, как и чем успокоить себя. Теперь же его терзала не столько боль, сколько горечь сознания своего бессилия. Вот он лежит тут в тиши и прохладе большого бревенчатого дома, а там, за стеной, течёт жизнь: люди готовятся к уборке урожая, охотники осматривают свои угодья, отряды экспедиции уходят всё дальше и дальше в тайгу… И всё это происходит без его участия, он ничего не знает, ничего не видит. И это называется секретарь райкома! Нет, настоящий секретарь райкома должен быть не неженкой, а человеком железного здоровья. У всех людей есть право уставать, болеть, не успевать; у секретаря райкома такого права нет. Он должен быть всегда начеку, должен всё замечать, всё знать, всегда должен быть здоровым и бодрым, ибо секретарь райкома – это не должность, не пост – это призвание, это подвижничество. И далеко не все коммунисты обладают этим призванием, способны на это подвижничество.

Болезнь ли, или разговоры на пленуме обкома, или ночные беседы с Максимом настроили Артёма на раздумье?

Утром Дуня уходила на службу в райпотребсоюз, где она работала товароведом, и он почти на весь день оставался один. О чём только не передумал в эти часы вынужденного одиночества он, Артём Строгов, отец разлетевшегося семейства (дети давно жили самостоятельно!), старый опытный районщик!

Мысли его уносились и в прошлое и в будущее, вспоминались и родные и друзья, но больше всего думалось о том, без чего он не мыслил своей жизни, без чего она не стоила бы ломаного гроша: о работе, о людях, о районе, который он любил, которому отдал немало сил, да и здоровья.

Дней через десять самочувствие его настолько улучшилось, что он решил понемногу заниматься делами. Подняться с кровати ему всё ещё не удавалось. Всякое резкое движение отзывалось болью в ноге. Ну что ж, он мог пока обойтись и без ног, тем более что голова его работала в эти дни много и напряжённо.

Он написал записку в райком, прося прийти к нему членов бюро и кое-кого из партийного актива.

Люди собрались точно в назначенное время. Всем хотелось послушать рассказ «первого» о пленуме обкома, о новостях в жизни области, о новых установках, которые, судя по статьям «Высокоярской правды», серьёзно должны были изменить требования к районам.

Окна комнаты, в которой лежал Артём, были завешаны скатертями, иначе к полудню в доме становилось жарко и душно. Полумрак нисколько не угнетал, напротив, он создавал в комнате особый уют, настраивал на тишину и задушевность.

Пришло человек пятнадцать. Были тут и председатель райисполкома Череванов, и заведующий районо Терновых, и начальник милиции Пуговкин, и секретарь райкома комсомола Татаренко, и прокурор, и секретари, и заведующие отделами райкома партии. Когда все расселись, Артём приподнялся на локте, осмотрел своих товарищей, безжалостно казня себя раскаянием, сказал:

– Вот к чему приводит бездумность! Ради минутного удовольствия влип в такую историю! Лежу как балласт, никому не нужный.

– А мы хотели навестить вас, Артём Матвеевич, а потом решили не беспокоить, – откуда-то из угла сказал второй секретарь райкома.

– Во всём виню себя, – снова опускаясь на подушку, вздохнул Артём. Помолчав, он заговорил: – А позвал я вас, товарищи, не потому, что соскучился без работы. Большую науку за эту поездку я прошёл. Нельзя дальше оставлять её при себе.

Артём с трудом повернулся со спины на бок. Теперь он видел лица товарищей, ловил на себе их нетерпеливые, заинтересованные взгляды.

– Ну вот, как видите, отчитался! Приехал обратно не только не снятым с работы, а даже без выговора. – Артём усмехнулся, но усмешка не изменила задумчивого выражения его смуглого худощавого лица. – Скажу вам откровенно: случись это год-полтора тому назад, был бы я доволен. Всё-таки пройти через пленум обкома с благополучным итогом не так просто. Вам ли говорить об этом? А сейчас вот лежу, и нету на душе покоя, точит меня дума, да как точит! Прямо как червь сушину изводит.

– Болеешь ты, Артём Матвеич. Тебе в Высокоярск, в стационар надо на месяц, полечиться, – с откровенным сочувствием сказал председатель райисполкома Череванов. – Я вот вернулся с курорта и чую, что помолодел на десять лет.

Артём порывисто вздрогнул всем телом, преодолевая боль, приподнялся на локте. Сквозь загар и смуглоту кожи на щёках проступили красные пятна. Даже в сумраке они были заметны. В тёмных, всегда добродушных глазах сверкнули гневные искорки.

– Брось, Черепанов, жалеть меня! Голова моя сейчас ясная как никогда. И учти, много горького и о себе и о тебе скажу! Боже упаси, не вздумай отнести и это за счёт болезни: уж если на то пошло, поверь, болезнь даже помогла мне. В райкоме в текучке не так часто есть возможность подумать о делах наших.

Все переглянулись, посмотрели на Череванова. Он смущённо теребил свои густые непокорные волосы. Да, начало беседы было необычным и, конечно, неожиданным. Думалось, что «первый», так удачно отчитавшийся перед обкомом, прежде всего непременно поставит себе это в заслугу. И все с этим согласятся, никто этого не подвергнет сомнению. Факт – неопровержимая вещь.

– Перво-наперво сообщу вам две важные новости. – Артём не удержался на локте, положил голову на подушку, стиснув её. – Пленум получил телеграмму из Центрального Комитета. Вопрос поставлен так: Высокоярская область не может больше сидеть на шее у государства. Должна она иметь своё топливо, энергетику, по-настоящему производительное сельское хозяйство. Пришла эта телеграмма после моего отчёта. Если б поступила она раньше, была бы совсем другой атмосфера на пленуме. Покрепче бы с меня спросили! Ну, а вторая новость ещё больше нас касается: едет к нам в Улуюльский край уполномоченный Центрального Комитета. Профессор. Крупный работник Госплана. Даны ему большие полномочия.

И снова все переглянулись взглядами, полными удивления и тревоги. И понятно почему: сколько лет существует Притаёжный район, не было в нём ни одного ответственного представителя из Москвы. Да что из Москвы! Не очень часто заезжали сюда руководящие работники из области. И само собой у актива Притаёжного района складывалось убеждение, что живут они у чёрта на куличках, что, как ни велик разворот послевоенных строительных работ, очередь до них дойдёт очень не скоро, если вообще дойдёт когда-нибудь. И вместе с этим каждый подумал о себе, о своей работе. Уполномоченный Центрального Комитета едет, конечно, не ради прогулки! Уж коли с большими полномочиями, да ещё человек учёный, начнёт он шерстить всех, подбавлять кому огоньку, кому перчику! А уж, чего греха таить, недостатки в работе найдутся, стоят на постах люди – не святые! Призадумались притаёжные руководители, чуть даже затуманились их лица.