Книга Анубис - Вольфганг Хольбайн

— Мне казалось, что все должно бы быть наоборот, — насмешливо сказала она. — Разве это не мне следовало впадать в истерику, а вам меня успокаивать?

— Все правильно, мисс Пройслер, — ответил он с нервной улыбкой. — Когда я даю вам возможность меня успокаивать, на самом деле это я успокаиваю вас. В таком случае вам не остается времени думать о своем страхе, понимаете?

— Изощренно. И долго надо учиться, чтобы выдумывать такую чепуху?

— По меньшей мере, десять лет.

Они рассмеялись, и, к своему удивлению, Могенсу пришлось признать, что это сработало — по крайней мере, смех помог избавиться от сжимающего горло страха. Мисс Пройслер без излишних церемоний толкнула дверь, чтобы она раскрылась достаточно широко для ее пышного тела, и они продолжили свой путь.

В начале проход мало чем отличался от большой залы, оставшейся позади. Та же четкая планировка, тот же налет запустения. Однако с каждым шагом эта схожесть отступала. Несмотря на признаки повсеместного упадка, та зала выглядела почти стерильно чистой, а здесь они то и дело натыкались на обломки и щебень, а воздух был напоен пылью. И она воняла.

Уже через дюжину шагов им пришлось карабкаться по грудам развалин, как скалолазам, а свет обеих их ламп едва выхватывал из темноты, обложившей их со всех сторон, лишь смутные очертания и неясные контуры. Но, несмотря на преграды, мисс Пройслер браво маршировала вперед, и Могенс ясно чувствовал, что только из уважения к нему она не шагает еще быстрее.

Они добрались до лестницы, о которой она говорила, еще до того, как переход превратился в чистое мучение, и мисс Пройслер остановилась, пытаясь фонарем проницать тьму, залегшую в шахте. Увидеть удалось немного, яркий луч выхватил из темноты лишь первые три-четыре ступени, но стало ясно, что вонь шла оттуда. Лестница резко контрастировала со строгой геометрией помещения, и создавалось такое впечатление, будто ее выламывали из скалы голыми руками.

— Пустите, я пойду первым, — сказал Могенс, хотя меньше всего на свете ему хотелось это делать.

Мисс Пройслер покачала головой.

— Эта лестница слишком крута, мой мальчик, — насмешливо сказала она. — Если я потеряю равновесие и свалюсь на вас, вряд ли вы сможете меня удержать, а?

Не давая Могенсу малейшей возможности снова разыгрывать из себя джентльмена, она поставила ногу на первую ступень и, пыхтя, скрылась в глубине, спускаясь крайне осторожно и тем не менее с таким проворством, что Могенсу пришлось поспешить, чтобы не отстать. Как оказалось, мисс Пройслер скорее недооценила, чем переоценила крутизну лестницы. Она была такой опасной, что на ней запросто можно сломать шею, и чуть ли не бесконечной. По оценке Могенса, они спустились под землю не меньше чем метров на десять-двенадцать, когда неровные ступени кончились и началась относительно ровная поверхность. Он остановился, закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул, чтобы справиться с головокружением. Карабкаться вниз по лестнице, больше закручивающейся вокруг себя, как окаменевшая раковина улитки, преодолевая ступени разной высоты и ширины — это сказалось не слишком хорошо на его вестибулярном аппарате. Правда, вдыхать спертый воздух затхлого подземелья тоже было не особенно хорошо для здоровья. Вонь от тухлой воды, человеческих и звериных испражнений и пронизывающего все запаха хищников сжала ему горло, а подступившая тошнота скручивала желудок и только нарастала.

— Туда, — показала мисс Пройслер. — Теперь я вспоминаю. Уже недалеко.

Значило ли это, что до сих пор она не помнила, а шла просто наугад? Могенсу стоило труда не выкрикнуть свой вопрос истеричным голосом.

Любое сходство с творением рук человеческих или других разумных существ окончательно растворилось, когда они двинулись дальше. Лестница вывела их в настоящий пещерный лабиринт, устроенный какими-то злобными тварями. К ужасному зловонию, которое с каждым шагом становилось все нестерпимее, добавилась еще целая какофония режущих ухо звуков: бульканье и шлепанье, которые воспринимались не как плеск воды, а скорее напоминали тяжелую ритмичную пульсацию липкой тягучей жидкости; глухое шелестящее завывание и плач, такие, что Могенсу, как бы он ни хотел, не удавалось отнести их к шуму ветра, рыскающего по неровностям и щелям; время от времени грохот будто камня, падающего с потолка или вылетевшего из-под наделенной острыми когтями лапы; изредка доносилось что-то вроде слабого стона. По стенам опять появились светящиеся пятна: бактерии, грибы, споры или микроскопические организмы? А может быть, и нечто, на что у Могенса не нашлось даже на скорую руку состряпанного объяснения. Мисс же Пройслер ни от чего не шарахалась, напротив, ее шаги становились все увереннее и тверже. С уверенностью — о которой Могенсу хотелось бы думать, что она основывается на знании, а не вере в удачу — мисс Пройслер спешила вперед, ловко преодолевая пещеры и переходы различной формы и величины. Вдруг она резко остановилась и поспешным жестом дала ему знак застыть.

— Тише! — прошептала она, одновременно ставя лампу на пол, чтобы повернуть колесико, с помощью которого гасится фитиль.

Могенс поспешил сделать то же самое, хотя восторга от этого не испытывал. Однако темноты, которую он ожидал, не настало. Через несколько секунд, когда глаза привыкли после белого света карбидной лампы к рассеянному зеленоватому свечению, он стал даже видеть лучше прежнего.

— Там, внизу, — все еще шепотом сказала мисс Пройслер. — Кажется, там то помещение, в котором я была.

Особенно одно слово в этом высказывании не понравилось Могенсу, но он не стал выражать вслух мнение о ее способностях быть проводником. Он просто молча кивнул, давая понять, что можно идти дальше.

Мисс Пройслер согнулась под очередным выступом скалы да так и застыла. Могенс видел, как она зажала рот, чтобы подавить крик, и одним прыжком оказался рядом с ней.

Тут он чуть было сам не закричал, когда увидел, за что почти не запнулась мисс Пройслер. Это был упырь. Тварь торчала на полу в странной позе: стоя на коленях, согнувшись и далеко вперед выкинув лапищи, между ними опущенная голова с острыми ушами и длинной шакальей мордой. Могенсу это некстати напомнило позу мусульманина, совершающего намаз, только этот бухнулся на колени вовсе не для того, чтобы молиться. Зеленоватый свет, отражавшийся в его остекленевших глазах, придавал всему облику нечто до мозга костей нечеловеческое.

— Ради Бога, профессор, осторожнее, — шепнула мисс Пройслер, когда он крайне осторожно приблизился к твари. Могенс, хоть и кивнул, придвинулся к упырю совсем близко и присел на корточки. Сердце его бешено колотилось, руки дрожали так сильно, что пришлось сжать их в кулаки, хотя он инстинктивно чувствовал, что от бестии не исходит опасности, по крайней мере, в данный момент.

— Он… мертвый?

— Нет, — Могенс покачал головой. — Но что-то с ним… — он протянул руку к волосатому плечу упыря, но дотронуться так и не отважился. — Не знаю, — наконец признался он. — Вроде бы спит. Но я не уверен.

Это было не так. Напротив, он был уверен, что чудовище не спит, а впало в оцепенение. Открытые глаза время от времени моргали, и Могенс даже слышал едва уловимое дыхание. И в то же время он не сомневался: подтолкни легонько, и тот завалится, не выходя из своего странного паралича.