Книга Кулак Аллаха - Фредерик Форсайт

Единственный альтернативный вариант развития событий сведется к тому, что место Саддама Хуссейна займет какой-нибудь генерал или один из иерархов баасистской партии. Однако, поскольку все нынешние багдадские иерархи запачкали свои руки в крови в не меньшей мере, чем их лидер, трудно ожидать каких-либо преимуществ от того, что место одного деспота займет другой, к тому же, возможно, более умный.

Следовательно, наилучшим – хотя, конечно, далеко не идеальным – решением будет сохранение в Ираке существующего положения при условии, что там будут уничтожены все виды оружия массового поражения, а боевая мощь иракской армии будет снижена до такого уровня, чтобы она не могла представлять угрозы ни одному соседнему государству в течение по меньшей мере десятилетия.

Нам могут обоснованно возразить, что результатом такого решения будет продолжение нарушения прав человека существующим иракским режимом – если ему будет позволено остаться у власти. Без сомнения, это так. Тем не менее Западу приходилось быть свидетелем ужасающих сцен в Китае, России, Вьетнаме, Тибете, Восточном Тиморе, Камбодже и во многих других странах. Надо отдавать себе отчет в том, что США не могут насильно поставить гуманные демократические правительства во всех странах мира, если только они не собираются ввязаться в бесконечную глобальную войну.

Итак, к наименее катастрофичным последствиям приведет такой исход войны в Персидском заливе, при котором Саддам Хуссейн останется единоличным властителем единого Ирака, но уже не будет обладать такими вооруженными силами, которые могли бы угрожать соседним государствам.

По всем перечисленным выше причинам группа политической разведки и анализа настоятельно предлагает немедленно прекратить все попытки физического устранения Саддама Хуссейна, а также отказаться от намерения продвигаться до Багдада и оккупировать Ирак.

С уважением группа политической разведки и анализа.

Седьмого февраля Майк Мартин обнаружил начерченный мелом условный знак, а вечером того же дня извлек из тайника тонкий пластиковый пакетик. Вскоре после полуночи у двери своей хижины он установил антенну спутниковой связи и записал на пленку письмо Иерихона, написанное замысловатой арабской вязью на листке тончайшей бумаги. Потом Мартин добавил собственный перевод на английский язык и все передал в ноль часов шестнадцать минут, ровно через минуту после того, как открылось «окно» для связи с Эр-Риядом.

Спутник принял пакетный сигнал и передал его дальше, в Эр-Рияд.

Дежуривший в тот момент радиооператор крикнул:

– Черный медведь отозвался!

Четверо дремавших в соседней комнате мужчин мгновенно проснулись и помчались к радистам. Установленный у стены большой магнитофон замедлил запись и дешифровал сообщение. Потом оператор нажал кнопку «воспроизведение», и в комнате зазвучал голос Мартина. Сначала шел арабский текст. Паксман, который знал этот язык лучше других, на середине передачи прошептал:

– Он нашел бомбу. Иерихон говорит, что нашел.

– Спокойно, Саймон.

Затем Мартин заговорил по-английски. Когда магнитофон умолк, Барбер возбужденно ударил кулаком по ладони.

– Черт, он нашел-таки бомбу! Парни, подготовьте мне текст сообщения, немедленно.

Оператор перемотал пленку, нацепил наушники, адресовался к текстовому процессору и начал печатать.

Барбер вышел в другую комнату и набрал номер телефона штаб-квартиры военно-воздушных сил коалиции. Сейчас ему нужен был только один человек.

Очевидно, генералу Чаку Хорнеру было достаточно поспать два-три часа в сутки. Последние недели толком не удавалось выспаться никому из штаба коалиции, что располагался в подвалах под зданием Министерства обороны Саудовской Аравии, или из командования ВВС союзников, которое разместилось в подвальных помещениях саудовского министерства военно-воздушных сил, но генерал Хорнер, казалось, не испытывал от этого никаких неудобств.

Возможно, он не мог заснуть, потому что его питомцы летали в глубокий тыл противника, и эти полеты продолжались все двадцать четыре часа в сутки, так что времени для сна не оставалось.

Среди ночи генерал Хорнер имел обыкновение бродить по лабиринту штаб-квартиры, заходя то в «Черную дыру», то в центр тактического управления полетами. Если рядом звонил телефон, а дежурного на месте не оказывалось, генерал брал трубку сам. Изредка пилоты звонили откуда-нибудь из пустыни; они надеялись получить разъяснения или найти ответ на неожиданный вопрос у дежурного майора, но, к их удивлению, им отвечал сам босс.

Демократичное общение генерала с подчиненными иногда приводило к курьезам. Однажды в штаб позвонил командир эскадрильи (по понятным причинам его имя здесь не называется) и пожаловался, что его пилотам на пути к своим целям приходится пробиваться сквозь плотный заслон зенитного огня. Нельзя ли сделать так, чтобы об иракской зенитной артиллерии побеспокоились тяжелые бомбардировщики, «баффы»?

Генерал Хорнер объяснил подполковнику, что это невозможно, так как «баффы» заняты своим делом. Командир эскадрильи пытался протестовать, хотел доказать свою правоту, но получил тот же ответ.

– Ну и педераст же ты, – возмутился подполковник.

Сказать такое полному генералу и при этом остаться безнаказанным редко удается простому офицеру. Об отношении Чака Хорнера к летному составу лучше всего говорит тот факт, что две недели спустя несдержанный на язык командир эскадрильи был произведен в полковники.

Около часа ночи Чип Барбер разыскал генерала Хорнера в штаб-квартире, а еще через сорок минут они встретились в кабинете генерала, находившемся в том же подземном лабиринте.

Генерал прочел перевод сообщения Иерихона на английский и помрачнел. С помощью текстового процессора Барбер усилил некоторые фразы и выражения, чтобы сообщение более или менее походило на письмо, а не на донесение, полученное по радио.

– Это вы тоже узнали, опрашивая европейских бизнесменов? – язвительно поинтересовался Чак Хорнер.

– Генерал, мы ручаемся за точность информации.

Хорнер проворчал что-то нечленораздельное. Как и все настоящие солдаты, он с недоверием относился к миру тайных операций, к тем, кого обычно называли шпионами. Так было всегда, и причина этого была очень проста.

Солдат должен быть оптимистом, возможно осторожным, но все же оптимистом, иначе никто никогда не пошел бы воевать. Напротив, мир тайных операций зиждется на концепции тотального недоверия и пессимизма. Две различные жизненные философии редко находят точки соприкосновения. Даже на этом этапе войны американских летчиков раздражали сомнения ЦРУ в том, что авиация союзников уничтожила гораздо меньше целей противника, чем утверждали пилоты.

– И этот предполагаемый важный военный объект представляет собой то, что мы думаем? – спросил генерал.

– Сэр, мы просто уверены, что это очень важный объект.

– Что ж, мистер Барбер, сначала нам нужно хорошенько приглядеться к этому чертовому объекту.