Книга Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен? - Дэвид Хьюсон

— Когда приедет папа? — заскулил Эмиль.

На другом конце Вестербро, в одном из самых бедных, грязных, опасных заведений, в которые он любил заходить, будучи молодым и безбашенным, пил Тайс Бирк-Ларсен. Высокие кружки крепкого светлого с местной пивоварни, стопки аквавита[4]— так же как раньше. Как до встречи с Пернилле, когда он не знал, чем занять долгие дни. Он добывал на улицах деньги, тусовался с дилерами, с бандами. Хватал все, что попадалось.

Было время, когда он мог войти в такой бар и заставить всех умолкнуть одним только взглядом. Но это время давно миновало. Никто его больше здесь не знал. Бывший бандит превратился в трудолюбивого, степенного главу семейства со своей небольшой фирмой в семи кварталах отсюда, которого не волновали больше старые притоны и старые привычки.

Большая ладонь обхватила холодное стекло. Пиво пилось хорошо. Боль оно не убивало, а всего лишь притупляло, но этого было достаточно. За спиной слышался стук бильярдных шаров и подкрепленная матом перебранка юнцов. Он был таким же в их годы. А то и похуже.

Времена тогда были трудные, хоть он и не хотел этого признавать. Охота за деньгами и возможностями, отчаянная борьба за то, чтобы остаться в живых. Какую бы защиту не возвел вокруг себя человек, ни он, ни его семья не были в безопасности в те годы.

Тайс Бирк-Ларсен курил, пил и пытался усмирить свои мысли, слушая громкую развеселую попсу, несущуюся из динамиков, и клацанье шаров на бильярдных столах.

Где-то сейчас исчезала в земле урна с прахом Нанны.

Никакие его слова или дела не могут этого изменить. Он подвел ее. Подвел их всех.

Он допил пиво, уже чувствуя головокружение. Огляделся. Да, когда-то он был королем таких мест. Его голос, его кулаки решали все. Прежний Тайс. То был иной, более жесткий человек.

Мог ли он уберечь ее? Не этот ли урок преподала ему сейчас жизнь? Что человек остается тем, кто он есть, сколько бы он ни старался измениться, приспособиться, смириться, превратиться в так называемого приличного человека.

Тот учитель, Кемаль. Он ведь тоже забыл свои корни. И заплатил за это.

Если бы только…

Он пошатываясь поднялся, побрел к выходу, наткнулся на парня у бильярдного стола. Бирк-Ларсен грубо оттолкнул его в сторону — так, как всегда делал в былые времена, и обругал заодно.

Побрел дальше. Он не видел, что парень успел вытянуть ногу, и со всего маху грохнулся на пол.

Сколько же драк было на его счету? Теперь и не вспомнить. И ни одной он не проиграл. Тайс ворочался на полу, среди мусора и окурков, пытаясь встать. Вокруг гоготали. Наконец он поднялся, с ревом выхватил у парня, который его подсек, кий и взял его как меч. Как кувалду, которую он заносил над истекающим кровью иноземцем под жалкое нытье Ваша Скербека.

Парень был в черной куртке и черной шерстяной шапочке, на лице его смешались испуг и агрессия.

Тайсу Бирк-Ларсену это лицо было знакомо. Он жил с ним всю свою жизнь. Поэтому он с коротким ругательством бросил кий на стол и выбрался на улицу, думая о том, куда пойти дальше.

Эти улицы, когда-то бывшие его домом, стали теперь чужими. Он свернул в темную длинную арку, начал мочиться. Едва закончил, как на него набросились пятеро — головы под капюшонами, яростные кулаки. На голову один за другим сыпались удары бильярдного кия.

— Держи его, — крикнул кто-то, и две слабые руки попытались прижать Тайса к стене, под которой он справлял нужду, в пах ему ударил сапог.

Дети. Он скинул с себя двоих, третьего ухватил за шиворот и швырнул к противоположной стене, пришпилил левой рукой слабое, тощее тело к облупленной штукатурке.

Массивный кулак оттянут назад, готовый нанести удар. Одно движение, и пацан будет вспоминать этот день до конца своей бессмысленной жизни.

В следующую секунду он отступил, в изумлении глядя перед собой. Капюшон упал, и Тайс увидел полное ненависти девичье лицо. Не больше шестнадцати, в носу кольцо, над глазами татуировка. Девушка.

И в этот момент они навалились на него с такой яростью, что он сразу понял: проиграл.

Сапоги, кулаки, колени. Кий и злобные пальцы. Они забрали его бумажник, его ключи. Они обругали его, оплевали, помочились на него. Бирк-Ларсен сделал то, о чем никогда раньше не мог бы и помыслить: свернулся на земле клубком, как трусливая жертва. Он видел эту позу не раз и не два, но никогда раньше не примерял ее на себя.

Один хороший резкий удар в голову, и день стал ночью.

Потом донесся откуда-то издалека голос — взрослый, сердитый, громкий:

— Что вы делаете? Что же вы творите?

Он лежал в вонючей подворотне, пьяный и избитый. Подростки разбежались. Окровавленной рукой он оперся о стену, с трудом приподнялся на колени. Возле него стояла пожилая женщина, держа за руль велосипед.

— Как вы?

Голова прижата к холодной штукатурке. Тайса Бирк-Ларсена вырвало кровью и пивом. И чернотой, скопившейся внутри него.

— Я вызываю полицию, — сказала женщина.

Переждав второй приступ рвоты, он потянулся рукой к ее плечу. Она отпрянула, уклоняясь от его прикосновения.

— Не надо полиции, — выговорил он, кашляя, и побрел к свету.

Женщина торопливо ушла. Оставшись один, он вдруг понял, что не может держаться на ногах. Как подрубленное дерево, Тайс Бирк-Ларсен медленно падал. Сначала подогнулись колени, и он очутился на каменной мостовой Вестербро. Постоял на коленях, качнулся, опрокинулся и был даже рад, когда темнота накрыла его с головой, словно мрачные болотистые воды каналов на Кальвебод-Фэллед.

Второй раз в этот день Хартманн был препровожден в комнату для посещений, где его ждала адвокат.

— Улики, имеющиеся в распоряжении полиции, — косвенные, Троэльс. Я не думаю, что у судьи будут основания настаивать на том, чтобы вас и дальше держали под стражей. Но если в вашем коттедже найдут что-нибудь еще…

Хартманн в тюремной робе сидел с несчастным видом и молчал.

— Чем больше я буду знать, тем эффективнее смогу помогать вам.

Молчание.

— Вы понимаете?

Никакой реакции.

Она посмотрела на разложенные перед ней бумаги, неодобрительно вздохнула:

— Что ж, прекрасно. Я зайду завтра. Может, вы будете более расположены к разговору.

Он наблюдал за тем, как она сортирует документы и раскладывает их по папкам, прежде чем убрать в портфель.

— Что делается в мэрии?

Она отложила бумаги:

— А вы как думаете? Избирательная комиссия сделала то, чего хотел Бремер. Уже вынесено окончательное решение.