Книга Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе - Андрей Шляхов

– Вы тоже можете прилечь. Что случится – сразу вскочим.

– Я лучше за столом почитаю. – ответил Данилов.

Он обвел глазами зал и подумал, что все не так уж и страшно. Не боги, в конце концов, горшки обжигают. Пусть он не кардиолог-реаниматолог, а всего лишь интерн, но ведь справляется, и неплохо. Сергей Сергеевич может спать спокойно – судьба блока в надежных руках доктора Данилова.

«Только вернувшись домой, выпив первую рюмку и ощутив, как растекается она там, внутри, приятным теплом, я позволяю себе констатировать, что дежурство прошло успешно», – сказал однажды Тарабарин.

Вроде бы как пошутил, но ведь шутки – это та же правда, только с примесью иронии.

Спустя минуту пронзительно запищал монитор, висевший над головой турка. Данилов подскочил к нему и увидел на мониторе картину мерцания предсердий. Пациент был бледным, дышал тяжело, чего-то быстро бормотал на родном языке, не иначе как молился.

– Ставим подключичку! – распорядился Данилов.

Подключичные катетеры он научился ставить не глядя, на автомате, но в этот раз, наверное от волнения, то проводник – толстая леска – шел не туда, то катетер не желал «идти» по проводнику.

Но ничего – справился. Как только Маргарита присоединила к катетеру капельницу, вскрикнул мужчина с первым в жизни приступом стенокардии. Теперь у него начинался второй приступ.

– Жжет и давит! – стонал он, потирая грудь правой рукой. – Что ж это?..

Частота сердечных сокращений возросла до ста двадцати, давление было невысоким – сто десять на семьдесят. Похоже на инфаркт.

Маргарита уже подкатила тележку с кардиографом и сноровисто накладывала электроды.

– Не дергайтесь! Лежите спокойно!

– Дышать можно? – серьезно спросил пациент.

– Можно! Это же не рентген!

Кардиограмма оказалась нормальной, но что с того – изменения при инфаркте возникают не прямо так сразу. В самом-самом начале кардиограмма может оказаться нормальной.

– Возьмем кровь на ферменты? – тактично напомнила Маргарита.

Существуют ферменты (например – креатинкиназа), определение содержания которых в крови помогает в ранней диагностике инфаркта миокарда.

– Да, конечно.

Данилов установил подключичный катетер и здесь. «Нет, все же правы те реаниматологи, которые ставят «подключички» на входе в реанимацию», – подумал он и пообещал себе, что впредь будет поступать только так.

Захрипел турок, лежавший под капельницей. Глаза закрыты, побледнел еще больше, руки безжизненно свесились вниз. Данилов бросился к нему. По экрану монитора тянулась характерная «пила». Трепетание предсердий. Давление упало, в контакт практически не входит...

– Я здесь все сделаю! – сказала Маргарита. – Вы там занимайтесь!

Она присоединила к катетеру капельницу и поспешила в ординаторскую – будить Городецкого, чтобы он выдал из сейфа ампулу промедола для купирования загрудинных болей.

Данилов принял решение прибегнуть к электроимпульсной терапии – дать электрический разряд, который остановит сердце пациента. После остановки чаще всего сердце возобновляет работу в обычном синусовом ритме.

Он подкатил к кровати тележку с дефибриллятором – прибором, генерирующим импульсы, установил переключатель на отметку в триста джоулей, смазал электроды гелем (выдавил второпях почти весь тюбик, сжав его в кулаке), отдернул одеяло, наложил электроды, очень вовремя вспомнил, что койки ногами касаться нельзя...

Разряд!

Запахло паленой шерстью – слегка пострадала растительность на груди у пациента. Сам пациент дернулся и тут же открыл глаза. Данилов посмотрел на монитор – синусовый ритм во всей его красе.

– Все нормально, – улыбнулся пациенту Данилов.

– О'кей.

– О'кей? – недоверчиво переспросил турок, явно понявший это интернациональное выражение.

– Восстановил? – Городецкий, выглядевший куда хуже «восстановленного» турка, подошел неслышно. – Хорошо. Дефибриллятор пока оставь здесь. Да и сам оставайся, за инфарктом я пригляжу...

– А сможешь? – усомнился Данилов, уж больно плохо выглядел Сергей Сергеевич.

– Знаешь девиз Суворова: «Обязан – значит могу»?

Явилась дежурная лаборантка – брать кровь на ферменты.

– В первой терапии засрали не только туалеты, но и коридор, – сказала она. – Бегут, да не успевают.

– В других отделениях лучше? – спросила Маргарита.

– В других отделениях хоть по коридору безбоязненно ходить можно...

От шума проснулась бабушка-пессимистка. Проснулась, вспомнила, где она, страдалица безгрешная, находится, и выдала новый приступ мерцания. Почти одновременно запищал монитор у мужчины с инфарктом...

– Остановка! – воскликнул Городецкий. – Рита! Качаем!

Остановка сердца, или асистолия, – ровная линия на мониторе. «Завел» сердце за полчаса – молодец! Не «завел» – пиши посмертный эпикриз.

Данилов моментально сообразил, что ослабевший Городецкий полноценную реанимацию провести не сможет.

– Сергей, займись мерцалкой и присмотри за нашем иностранцем, – сказал он, накладывая обе ладони (одну над другой) на грудину реанимируемого и начиная ритмичные толчки.

– Сейчас, только заинтубирую...

Городецкий достал из кармана ларингоскоп, который постоянно носил при себе, и, несмотря на свое болезненное состояние, в считаные секунды вставил в гортань пациенту трубку, подсоединил к ней ручной аппарат искусственной вентиляции легких – дыхательный мешок – и начал ритмично сжимать его руками.

– Адреналин в подключичку! – крикнул Данилов.

– Уже набираю! – откликнулась Рита. – Два куба?

– Да – два!

Рита сделала адреналин и приняла из рук Городецкого дыхательный мешок. Городецкий отправился восстанавливать ритм у бабушки-пессимистки. Попутно оценил состояние турка и сообщил:

– Восстановленный в порядке.

– «Теперь бы еще этого не упустить!» – подумал Данилов.

Через три минуты Маргарита ввела в катетер еще три миллилитра, или три куба, адреналина. Пока она готовила инъекцию, вахту у мешка принял Городецкий, успевший к тому времени поставить бабушке-пессимистке капельницу.

Если он уйдет – толчок, это навсегда – толчок, так что просто – толчок, не дай ему уйти – толчок.

Не дай ему уйти...

Не дай ему уйти...

Не дай, не дай, не дай...

Так и не дали. На пятнадцатой минуте реанимации (Данилов был уверен, что уже утро, часов восемь, не меньше) ровная линия на экране монитора стала «зубастой». Сердце начало сокращаться.

– Тормозите, доктор, – тихо сказала Маргарита, потому что говорить громко уже не было сил, – процесс пошел.