Книга Песнь для Арбонны - Гай Гэвриэл Кей

— Мы с графиней. Я посоветовал ей накануне ночью назначить тебя командующим армией. Мы договорились, что я в ярости уйду и на следующий день свяжусь с Адемаром.

— О, милостивая Риан, не могу проверить! — Эти слова произнес Тьерри, словно молитву.

— Почему? — буднично спросил умирающий. — Мы уступали в численности, нам надо было изобрести для них какую-то ловушку. По-видимому, для этого понадобились усилия двух людей старшего поколения. У молодых не оказалось идей, не так ли? — Он не улыбнулся.

Снова воцарилось молчание.

— Никаких, — признался наконец Бертран. — Меня поражает, что графиня мне не сказала.

— Я просил ее не говорить, — ответил Уртэ. — Сказал ей, что ты можешь изменить стратегию, зная о ловушке. Сделать шаг, который предупредит их о том, что что-то не так. Такой довод я ей привел.

— И это была не настоящая причина?

Тут Уртэ де Мираваль улыбнулся.

— Конечно, не настоящая, — согласился он. Бертран медленно покачал головой.

— Собственно говоря, у меня сегодня не было никакой стратегии. Сражение началось слишком рано.

— Я знаю. Поэтому мы опоздали.

Снова молчание. Заходящее солнце заливало долину красноватым светом. На лице Уртэ внезапно появилась гримаса, и Блэз понял, что этот могучий человек борется с сильной болью.

— Что мне сказать тебе? — спросил Бертран де Талаир.

Снова задыхающийся звук, который мог быть смехом.

— Избавь меня, — прошептал Уртэ. Но мгновение спустя Блэз увидел, как он слегка повернул голову и посмотрел прямо на Бертрана. Уртэ открыл рот, снова закрыл его, словно в душе герцога шла внутренняя борьба, но потом произнес очень ясно: — Я не убивал ее. И ребенка тоже.

Бертран замер, лицо его стало таким же бледным, как лицо умирающего.

— Я забрал у нее ребенка, — продолжал Уртэ, глядя в глаза Бертрану, — после того, как она сказала мне… то, что сказала. Отнес его вниз на кухню, где горел огонь. Было очень холодно, в ту ночь разыгралась буря. Тебя там не было, ты не помнишь. Я приказал вышвырнуть из замка жриц. Я оставил младенца на кухне с женщинами. Мне не хотелось, чтобы Аэлис получила его… после того, что она сказала, и я не собирался растить его как собственного ребенка. Возможно, я решил бы его убить. Или мог бы отослать прочь, туда, где о нем никогда не узнают и где не найдут. Я тогда плохо соображал и понимал это; мне необходимо было время. Этот ребенок, если бы он был моим, являлся наследником и Мираваля, и Барбентайна, он правил бы Арбонной.

— Но вместо этого? — Голос Бертрана звучал тихо, почти неслышно.

— Но вместо этого… Аэлис была мертва, когда я вернулся в ее комнату. Я поднялся наверх, чтобы сказать ей, что она никогда не увидит своего ребенка, что никто никогда не узнает, кто он, даже если я решу оставить ему жизнь. Мне так хотелось… причинить ей боль за то, что она сделала. Но она меня обманула. Она была уже мертва, когда я вернулся. Когда я снова спустился вниз, потом, я заставил отдать мне ребенка. Я отнес его в большой зал и сел у камина, держа его на руках. Я видел, что он очень слаб. Прошло совсем немного времени, и он умер. Они редко выживают, когда рождаются раньше времени. Он родился на два месяца раньше срока.

— Я знаю. Поэтому меня здесь не было. — Снова молчание. Блэз слышал свист ветра в долине и крики раненых и умирающих. Над головой, очень высоко, стая птиц пересекла солнечный диск; они улетали на юг в конце года. Он видел, что некоторые жрецы и жрицы приплыли с острова, чтобы подобрать раненых, на поле боя разожгли костры. Он снова задрожал в своем теплом плаще.

— Ты мог бы рассказать мне об этом, — в конце концов произнес Бертран.

— Зачем? — ответил Уртэ. — Чтобы облегчить твою совесть? Зачем мне было это делать? Мне было приятно заставлять тебя гадать, жив ли он, это означало, что ты никогда меня не убьешь, правда? — Снова слабая улыбка. Но через мгновение выражение его лица изменилось, и он прибавил: — Ты бы мне все равно не поверил. Сам знаешь.

Бертран медленно покачал головой:

— Нет, не поверил бы. Я был почти уверен, что ты убил их обоих.

— Знаю. Почти уверен, но не совсем. Мне нравилось, что ты так думаешь. Я надеюсь, эта мысль все эти годы сидела в тебе, как отрава.

— Так и было. Как отрава. Все эти годы.

— Она была моей женой, — сказал Уртэ де Мираваль.

Бертран стоял неподвижно, с опущенной головой. Потом произнес голосом, полным боли:

— Я любил ее. Я никогда не переставал ее любить. А ты никогда ее не любил. Для тебя все сводилось только к гордости.

С огромным усилием Уртэ удалось приподняться на локте.

— Этого было бы достаточно. Более чем достаточно. Но ты опять ошибаешься. Ты всегда ошибался в этом, ты и все остальные. — Он замолчал, чтобы сделать мучительно трудный вдох; кровь текла у него из раны. — Это Аэлис меня не любила, а не наоборот. Видишь ли, я не умел писать песни. Я рад, что мы победили. Да хранит Риан землю Арбонны вечно.

Потом медленно, с огромным мужеством перед лицом смертельной боли он опустился на холодную землю, закрыл глаза и умер.

Бертран еще долго стоял на коленях рядом с телом. Никто не шевельнулся и не заговорил. Когда Бертран наконец встал он повернулся к Тьерри де Карензу.

— Могу ли я поручить остальное тебе? — спросил он официальным тоном.

— Конечно, — ответил тот.

Они смотрели, как герцог Талаирский идет назад, туда, где коран держит под уздцы его коня. Бертран вскочил в седло без посторонней помощи и медленно двинулся из долины на запад, к аллее деревьев, ведущей к арке.

Валери сделал неловкое движение, словно хотел последовать за ним, но сдержался. Блэз, глядя на него, увидел на обычно спокойном лице корана выражение острой, огромной тоски. Он подошел и встал рядом с Валери, не прикасаясь к нему, он только хотел быть рядом. Затем, мгновение спустя, он заметил, что Тьерри смотрит на него с неожиданным сочувствием, и осознал, что еще осталось сделать. Блэз закрыл глаза. И теперь Валери протянул руку и прикоснулся к его плечу.

Блэз посмотрел на Тьерри де Карензу.

— Я имею право просить, чтобы это было сделано чисто? — тихо спросил он.

— Так и будет, — ответил муж Арианы. — Ради тебя и ради нас самих и из-за того, что мы есть и чем не хотим стать.

Блэз кивнул головой. Тьерри повернулся, и Блэз последовал за ним через темнеющее поле туда, где все еще стоял его отец, окруженный людьми с мечами.

— Я задержал этого человека, — произнес Рюдель Коррезе, четко и непривычно серьезно, когда они приблизились, — для вынесения приговора Арбонны.

— Окончательный приговор, — ответил Тьерри, — это дело Риан и Коранноса, а не наше, но наказать его сейчас — это наш долг. Не за военные действия. Можно было бы обещать освободить его за выкуп, если бы речь шла только о них. Но за то, что сделали со жрицами и другими невинными людьми, этот человек, несомненно, заслуживает смерти.