Книга Будет только хуже - Виктор Климов

«ты».

— Угу, — подтвердил Ставицкий, отламывая кусок хлеба и протягивая Владу. — Про гравитационные волны слышал?

— Что-то было такое.

— Ага, вот и ими тоже. Ну и ещё думали, как практически воплотить наши теоретические выкладки. Штуки всякие конструировали.

— Типа новых ядерных реакторов?

— Типа того.

Влад прожевал кусок предложенного хлеба (так себе закуска для виски), спросил:

— Так что с нами, с миром, происходит?

По лицу Ставицкого было видно, что периодически он погружается в глубокие размышления, словно проводил одному ему понятные расчёты, словно его что-то его серьёзно волновало, но потом будто выныривал и вновь становился нагловатым сумасшедшим учёным-алкоголиком. И, признаться, не в меру болтливым алкоголиком.

Интересно, он всегда был таким, или война его так изменила. Павел говорил, что он его нашёл уже в хлам ужратым и готовым повторить судьбу своего коллеги, за которым не досмотрел Алексей. Может такое быть, что при других обстоятельствах он был бы ценным членом общества и добрым семьянином, выступающим за здоровый образ жизни?

Наверное, мог бы. Если бы не обстоятельства. С другой стороны, как сказал один мудрый человек: слабые люди ищут оправдания в обстоятельствах, а сильные — обстоятельства меняют.

— Что такое точка бифуркации представляешь? — Спросил Ставицкий.

— Представляю. Проходили ещё в школе, на алгебре.

— Алгебра! — снисходительно фыркнул Ставицкий. — Ну так вот, мы сейчас находимся в своего рода такой точке. Только «точка» в нашем случае понятие довольно условное, характеризующее нестабильное состояние Вселенной в определённой — хотя это достоверно не установлено по объективным причинам — её области, которое может, в итоге, принять ту или иную форму, пойти, так сказать, по одному из возможных и до определённой степени равновероятных путей развития. Улавливаешь?

— Улавливаю. Только не понимаю: Вселенная меняется в какой-то отдельной её части или целиком? Просто представить, что кто-то имеет возможность изменить всю Вселенную, находясь на отшибе одной Галактики, очень сложно.

Ставицкий имел задумчивый вид. Потом бросил быстрый взгляд на закрытую дверь купе, быстро достал фляжку и ещё раз отхлебнул. Протянул её Владу, который отказываться не стал.

— Хм… я же говорю достоверно это определить пока нельзя, — наконец, произнёс он. — Дело в том, смотря что считать целым, а что частью И возможно ли такое вообще в принципе. Вот мы сейчас сделали по паре глотков хорошего виски (серьёзно, хорошего, врать не буду), и вроде как изменили конкретно своё состояние, добавив в свой организм немного этилового спирта. Так?

— Так.

— Но мы сами по себе являемся частью окружающей нас Вселенной, и изменив себя, мы…

— … изменили всю Вселенную.

— Точно!

— А значит, по большому счёту, рассуждения об изменении всей Вселенной или только нашей Галактики, или всего лишь Солнечной системы, не так уж и важны.

— И да, и нет.

— Какой-то сплошной дуализм, — выпитое действительно несколько расслабило Влада, от чего он даже был готов порассуждать на философские темы. К тому же ему реально хотелось хоть как-то понять, что творится вокруг него.

— Представь себе, что воздействие волны, изменяющей структуру мироздания, ограничено в пространстве, и кто-то может наблюдать за происходящим извне.

— Ты про пришельцев?

— Пришельцами они становятся только тогда, — Ставицкий поднял указательный палец, — когда приходят к нам, на Землю. Но да, инопланетяне. Я о них говорю. Чисто теоретически. В общем, чужая цивилизация.

— Ну и? Допустим.

— Ну и гипотетически они могли бы наблюдать, как отдельный сектор Вселенной внезапно поменял свои характеристик. Вот он был таким, а вот он уже другой.

— Думаешь, ядерная война на какой-то Богом забытой планете такое уж заметное событие в масштабах Вселенной, чтобы его могла заметить внеземная цивилизация? Чисто теоретически, конечно.

Влад откинулся на мягкую спинку нижней полки.

— Галактика крутится, Планеты вокруг Солнца тоже, — продолжал он, — ни одна из них не сошла со своей орбиты. Ну, подумаешь, повысился радиационный фон на каком-то там камне. В масштабах Вселенной это всё равно, что разорить муравейник где-то на африканском континенте. Кто-то его разорил, а ты в России и знать не знал о его существовании и это событие никак на тебя не повлияло.

— Всё правильно. Но, как ты заметил — дуализм. Мы не знаем, как распространяются волны, испускаемые генератором, во Вселенной. Если кто-то там вовне заметил аномальные всплески, то я бы на их месте серьёзно призадумался: а если эта штука может изменить и их историю, подвергнуть перестройке и их часть Вселенной тоже, то, что тогда? А если их внезапно накроет осознание, что их мир, такой знакомый им с самого рождения, на самом деле не такой, каким кажется, а должен быть совсем другим?

— Ты это к чему вообще, про пришельцев? Думаешь, что это всё они натворили? Ты понимаешь, что сейчас реально похож на сумасшедшего учёного? Да и людей ты, по-моему, недооцениваешь. Мы вполне можем уничтожить себя сами, а предлог всегда найдётся.

Ставицкий скривился как от понюшки нашатыря.

— Да пришельцы это вообще чисто к слову было, просто, чтобы объяснить. Ты же сам спрашивал, как влияет генератор на окружающий мир: целиком на весь или только на его часть.

Учёный явно хотел сделать третий глоток, но в последний момент пересилил себя и не стал.

Влад посмотрел в узкую полоску закрытого шторой окна и задумчиво произнёс, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Вот ты есть, а вот тебя нет. Или ты есть, но не такой, как должен быть. Не такой каким мог бы быть в реальности. Кто-то всё решил за тебя, и не понятно для каких целей. По-моему, это всё равно что смерть.

— В этом плане концепция ислама, согласно которой смерть одного человека — смерть целого мира, вполне себя оправдывает, не думал?

— Христианство примерно о том же, разве что другими словами.

— Это верно, — согласился Ставицкий.

Влад подался вперёд и пристально посмотрел в глаза Ставицкому, от чего тот заёрзал на своём месте.

— Так это вы своими опытами запустили эту волну, изменив мир? Как-то так себе получилось, не находишь. Обычно люди хотят улучшить свою жизнь, сделать её легче, а не дышать через противогаз, опасаясь надышаться радиоактивной пыли.

— Окстись! — замахал руками Ставицкий. — Всё, что мы сделали, это запихнули четверых служивых в камеру, заметь — добровольно, система при этом вообще в пассивном режиме находилась. Генератор спал, а остальные приборы должны были всего лишь улавливать колебания.

— Значит, Плетнёв прав, где-то есть ещё один такой генератор, и кто-то решил его запустить, но что-то пошло не так?

— Получается, что так, — задумался Ставицкий. — Точно не мы. Чисто гоняли в тестовом режиме, но чтобы запустить его на полную мощность…нет, не