Книга Записки еврея - Григорий Исаакович Богров

Просить мы никого не привыкли.

Я хладнокровно поклонился и вышелъ.

Съ этой минуты мои отношенія въ принципалу сдѣлались нѣсколько натянутыми. Я считалъ себя почти уволеннымъ, хотя и продолжалъ исполнять свои обязанности съ подобающей точностью. Выписали-ли кого нибудь на мое мѣсто, мнѣ было неизвѣстно. Я зналъ только одно: что мой принципалъ заглазно не разъ высказывалъ свое непоколебимое мнѣніе на мой счетъ въ томъ смыслѣ, что я слишкомъ безхитростенъ и прямодушенъ, чтобы быть полезнымъ на откупномъ распорядительномъ поприщѣ.

Скоро однакожъ мой принципалъ получилъ неоднократныя доказательства ошибочности своего предвзятаго мнѣнія.

Въ нѣкоторыхъ случайныхъ откупныхъ событіяхъ я выказалъ такую распорядительность, что выросъ въ глазахъ моего принципала, хотя, по правдѣ сказать, совсѣмъ невыросъ въ собственныхъ глазахъ… Я думаю, что едва ли возвышусь и во мнѣніи моихъ читателей, когда они узнаютъ, въ какихъ именно роляхъ я отличился. Но я разсказываю факты, не стараясь ихъ окрашивать въ какой-бы то ни было цвѣтъ. Событія, въ которыхъ я нечаянно сдѣлался дѣйствующимъ лицомъ, бросаютъ такой яркій свѣтъ на отношенія откупа въ прежней правительственной администраціи и на нѣкоторыхъ административныхъ дѣятелей прежняго времени, что разсказъ о нихъ, полагаю, не будетъ безынтереснымъ для читающей публики.

За отсутствіемъ мѣстнаго управляющаго мелкаго откупа, мнѣ поручено было временно исправлять его должность. Случилось, что въ это же самое время, смѣстился полицеймейстеръ и на его мѣсто прибылъ изъ сибирскихъ губерній новый. Это былъ человѣкъ военный, грубый, надмѣнный, гигантъ по росту и поклонникъ Бахуса съ виду. Въ подобныхъ случаяхъ, управляющіе откупами обязаны были немедленно представляться вновь прибившему начальству, какъ для того, чтобы отдать ему должную честь, такъ и для того, чтобы объявить новому начальнику его будущій окладъ откупнаго жалованья и вручить его за мѣсяцъ или за треть года впередъ. Эту церемонію обязанъ былъ исполнить конечно и я.

Первое слово, съ которымъ меня встрѣтилъ новый полицеймейстеръ, было слѣдующее.

— Кто содержитъ здѣшній откупъ?

Я назвалъ ему откупщика.

— А! жидъ? милліонеръ?

Я смолчалъ.

— Ты, братецъ, знаешь кто я такой?

— Вы — новый полицеймейстеръ, отвѣтилъ я наивно.

— Да. Но я вмѣстѣ съ тѣмъ и жидоморъ.

— Это, я думаю, къ откупу не относится.

— Нѣтъ, другъ любезный, очень и очень относится. Сколько, напримѣръ, получалъ мой предмѣстникъ жалованья изъ откупа?

— Пятьсотъ рублей въ годъ.

— Ой-ли? Не шутишь?

— Я не смѣю шутить.

— Ну-съ, мой предмѣстникъ — баба, а я, менѣе двѣнадцати тысячъ цѣлковыхъ въ годъ, или тысячи въ мѣсяцъ, не возьму. Вотъ что!

— Помилуйте, ужаснулся я — откупъ платитъ казнѣ всего нѣсколько десятковъ тысячъ откупной суммы, какимъ-же образомъ онъ можетъ вамъ, однимъ, платить такія деньги?

— Заплатишь, братецъ, да еще въ ножки поклонишься. Ну-съ, а теперь прощаюсь ангелъ мой съ тобою. Не забудь: моя фамилія — Жидоморовъ!

Сначала, я счелъ новаго начальника какимъ-то шутникомъ и не очень тревожился его безсмысленнымъ требованіемъ. Но когда, на другой день, цѣлая стая нижнихъ и среднихъ полицейскихъ чиновъ замутила мое маленькое кабачное царство, когда цѣловальники возопили подъ давленіемъ полицейскихъ клещей, я встревожился не на шутку. Нѣсколько дней къ ряду, я являлся къ строгому начальнику, кланялся, просилъ, убѣждалъ взвѣсить невыполнимость его требованія, но всякій разъ былъ почти выгоняемъ, и получалъ одинъ и тотъ-же непоколебимый отвѣтъ.

— Двѣнадцать тысячъ, ни гроша меньше. Я затѣмъ и перевелся въ привилегированную жидовскую Палестину… Понимаешь?

Мнѣ ничего больше не оставалось дѣлить, какъ только доложить обѣ этомъ принципалу. Но я зналъ очень хорошо. Что мой принципалъ припишетъ мое неумѣнье вывернуться изъ этой бѣды полнѣйшей моей неспособности, и потому, очертя голову, рѣшился на отчаянную выходку.

Въ то время губернаторствовалъ нѣкій князь, извѣстный своимъ безкорыстіемъ человѣкъ. Я обратился прямо къ нему, испросивъ у него аудіенцію по важному дѣлу. Одинъ на одинъ я прямо расказалъ ему обо всемъ и объяснилъ то затруднительное положеніе, въ которое поставила меня съ одной стороны моя обязанность управляющаго, а съ другой — неслыханное требованіе полицеймейстера, подкрѣпляемое разными противузаконными прижимками со стороны ожесточенной полицейской власти.

— Я обращаюсь къ вашему сіятельству не только, какъ къ начальнику, но и какъ къ благородному человѣку, который не вмѣнитъ мнѣ въ преступленіе мою откровенность. Я знаю, что дающій взятку такъ же преступенъ, какъ и принимающій ее. Но взятку, или лучше сказать, жалованье, даю собственно не я, а откупъ, или, другими словами, самый питейный уставъ, оставляющій много лазѣекъ откупу присвоивать себѣ небывалыя права, а властямъ прижимать откупъ даже въ его настоящемъ, законномъ правѣ.

Губернаторъ благосклонно посмотрѣлъ на меня и потребовалъ черезъ жандарма, полицеймейстера.

Десяти минутъ не прошло, какъ шефъ полиція стоялъ уже у дверей кабинета съ поднятой ко лбу рукою, затянутый въ свой мундиръ, и съ раскраснѣвшимся до неприличія лицомъ.

— Приблизьтесь, приказалъ тихо князь.

Полицеймейстеръ, сдѣлавъ три военныхъ шага впередъ, остановился. Увидѣвъ меня, сидящаго въ губернаторскомъ кабинетѣ, онъ измѣнился въ лицѣ и посмотрѣлъ на меня изумленными глазами.

— Какъ васъ зовутъ? спросилъ его князь, какимъ-то безучастнымъ голосомъ.

— К…въ, къ услугамъ вашего сіятельства, прохрипѣлъ струсившій воинъ.

— Нѣтъ-съ. Сколько мнѣ сдѣлалось извѣстнымъ, вы прозвали себя жидоморомъ. Отъ жидоморовъ я никакихъ услугъ принимать не намѣренъ.

— Виноватъ-съ. Умоляю, однакожъ, ваше сіятельство, выслушать.

— Вы, любезный, съумасшествуете… Предшественникъ вашъ былъ практичнѣе и человѣчнѣе васъ. Надѣюсь, больше жалобъ вы на себя не допустите. Поручаю вашему попеченію этого управляющаго откупа, заключилъ князь, сдѣлавъ намъ обоимъ общій прощальный знакъ рукою.

Въ тотъ самый день, К…въ получилъ сотню рублей въ счетъ своего пятисотеннаго жалованья. Между полиціей и кабаками установились прежнія мирныя отношенія, какъ казалось, на вѣки нерушимыя.

О выходкѣ моей, конечно, узнали и удостоили похвалы.

Вслѣдъ за благороднымъ княземъ, управлялъ губерніею добродушнѣйшій въ мірѣ старичекъ. Былъ онъ тоже не изъ берущихъ. (Губернаторы, надобно правду сказать, рѣдко пользовались откупными подачками, хоть и посматривали сквозь пальцы на дѣйствія своихъ чиновниковъ). Самый капитальный недостатокъ этого добраго старика заключался въ томъ, что онъ обладалъ кокетливой, расточительной, хотя и немолодою женою. Губернаторскіе финансы далеко не удовлетворяли безмѣрной любви въ роскоши и нарядамъ губернаторши. Объ этомъ скоро сдѣлалось извѣстно всѣмъ имѣющимъ нужду въ губернаторскомъ покровительствѣ. Чтобы удостоиться этого драгоцѣннаго покровительства, стоило только представиться начальницѣ, въ ея щегольскомъ будуарѣ, конечно, не съ пустыми руками. Она была добра и гуманна до того, что отказа почти никому не было; и если только она обѣщалась помочь, то обѣщаніе ея всегда исполнялось. Одна только была бѣда съ этой доброй начальницей: она была выше какихъ денежныхъ разсчетовъ; кто разъ воспользовался ея покровительствомъ, тотъ дѣлался вѣчнымъ ея должникомъ. Само собою разумѣется, что самою главною дойной коровой фигурировалъ въ этомъ случаѣ