Книга Шторм войны - Виктория Авеярд

Казармы и прочие военные постройки, примыкающие к площади Цезаря, – самое безопасное место за пределами Казначейства, но я не намерена прятаться под землей, полагаясь лишь на какой-то хлипкий поезд. Мои родители, укрывшись в недрах Военного министерства, разбирают многочисленные отчеты, поступающие от воздушного флота. Я подозреваю, что королю Воло приятно держать все нити в своих руках, особенно в то время как Кэл лично готовится повести батальон в бой.

Я менее склонна рассматривать распечатки и зернистые снимки, наблюдать за битвой издалека. Предпочитаю доверять собственным глазам. И прямо сейчас я не могу сидеть рядом с родителями. Приближающаяся вражеская армия, корабли, скрытые на затянутом тучами горизонте, делают мой выбор очевидным.

Птолемус устроился рядом со мной на ступеньках министерства. Его броня слегка колеблется, облегая мускулистое тело и принимая нужную форму. Брат подгоняет доспехи как можно лучше. Он смотрит на небо, на стягивающиеся над головой серые тучи. Они сгущаются с каждой минутой. Рен тоже рядом. Она готова к работе.

– Будет дождь, – потянув носом, говорит Птолемус. – Вот-вот польет.

Рен смотрит через площадь, на Археонский мост. Его многочисленные арки и опоры как будто размыты – город окутывает туман.

– Интересно, насколько поднялась река, – бормочет она.

Я пытаюсь нащупать вражескую армаду, торопливо сокращающую расстояние. Но корабли еще слишком далеко. Ну или я чересчур рассеянна.

Отец намерен сбежать. Дом Самоса удерет, бросит Норту погибать, и останутся только Разломы – остров в бушующем море.

В конце концов нас тоже одолеют.

У королевы Сенры нет сыновей. Некому продать меня. Воло Самосу больше нечего предложить. Ему придется сдаться.

И, вероятно, умереть от ее руки. Как умер Салин.

Даже если сегодня отец выживет.

Что мне остается?

Если моего отца, как и жениха, ждет поражение.

«Пожалуй… свобода».

– Толли, ты меня любишь?

Рен и брат разом поворачиваются ко мне. Птолемус выпаливает – быстро и едва разборчиво:

– Конечно!

Его серебристые брови сходятся, в лице появляется нечто вроде гнева.

– Как ты можешь сомневаться?

Этот простой вопрос оскорбляет его. Меня он тоже бы ранил.

Я беру Птолемуса за руку и крепко сжимаю ее, ощутив кости в отросшей заново конечности, которой он лишился несколько месяцев назад.

– Я отослала Элейн из Разломов. Когда ты вернешься домой, ее там не будет.

Рыжие волосы, горный ветер. Почти сон. «Или это правда мой шанс?»

– Эви, о чем ты говоришь? Где…

– Не скажу. Тогда тебе не придется лгать.

Медленно, чувствуя, как подгибаются ноги, я заставляю себя встать. Как ребенок, который учится ходить и делает первые в жизни шаги. Я вся дрожу.

Птолемус тоже вскакивает и пригибается, так что мы оказываемся лицом к лицу, почти вплотную. Он крепко держит меня за плечи – но если я пожелаю освободиться, брат не станет мешать.

– Я пойду внутрь. Мне надо задать ему один вопрос, – говорю я. – Но, кажется, ответ я уже знаю.

– Эви…

Я смотрю брату в глаза. Они у нас одинаковые. Достались от отца.

Я попросила бы Птолемуса о помощи, но… разрывать его на части, требовать, чтобы он выбрал сторону? Я люблю Толли, а он меня – но и родителей он любит тоже. Как наследник он лучше, чем я.

– Не ходи за мной.

Все еще дрожа, я крепко обнимаю его. Он машинально отвечает тем же и пытается что-то сказать, не в силах осмыслить мои слова.

Я не оборачиваюсь, чтобы бросить на брата последний (возможно) взгляд. Это слишком тяжело. Птолемус может погибнуть сегодня, или завтра, или через месяц, когда Озерные королевы ворвутся в Разломы, чтобы истребить мою семью. Я хочу запомнить его улыбку, а не нахмуренный лоб.

В министерстве царят бардак и хаос. Серебряные офицеры носятся по коридорам и кабинетам, передавая сообщения и докладывая о наступлении вражеской армии. Озерные корабли, пьемонтские самолеты. Всё так и мелькает.

Родителей нетрудно найти. Мамины волки охраняют вход в один из кабинетов, стоя по обе стороны двери. Глаза у них яркие и внимательные. Они поворачиваются ко мне, когда я прохожу мимо, – ни дружелюбно, ни враждебно.

Экраны, полные помех, непрерывно мигают. Работают далеко не все. Плохой знак. Воздушный флот, видимо, попал в грозу. Если вообще уцелел.

Воло и Ларенция не двигаются с места. Они сидят в одинаковой позе, необыкновенно прямые, и, не моргая, оценивают ситуацию. На одном из экранов обретает форму первый вражеский корабль – грузная туша, отчасти заслоненная туманом. Медленно появляются остальные. Их как минимум полтора десятка, и это еще не всё.

Я и раньше бывала в командном центре, но никогда не видела его таким пустым. Жалкая кучка Серебряных офицеров возится с рациями и экранами, пытаясь справиться с потоком информации. То и дело вбегают ординарцы, чтобы узнать последние известия. Скорее всего, они несут их Кэлу, где бы он сейчас ни находился.

– Папа? – зову я, как ребенок.

И он отмахивается от меня, как от ребенка.

– Эванжелина, не сейчас.

– Что будет, когда мы вернемся домой?

Он с усмешкой смотрит через плечо. Отец подстригся короче обычного, почти под ноль. От этого его голова напоминает череп.

– Когда мы выиграем войну, – произносит он.

Ложь.

Я напрягаюсь, когда он произносит эти нелепые слова. «Ты будешь королевой. Настанет мир. Жизнь вернется в прежнее русло». Ложь, сплошная ложь.

– Что будет со мной? Какие у тебя планы? – настаиваю я, по-прежнему стоя в дверях. Надо торопиться. – Кем ты назначишь меня в следующий раз?

Мы оба понимаем, о чем речь, но никто из нас не в силах ответить. Только не в присутствии посторонних, хоть их и немного. Нужно до конца поддерживать иллюзию единства.

– Если ты намерен бежать, я тоже тут не останусь, – предупреждаю я.

Король Разломов сжимает кулак, и металл по всей комнате отзывается. Некоторые экраны трескаются, буквально скручиваясь от его ярости.

– Мы никуда не собираемся, Эванжелина, – лжет он.

Мама прибегает к другой тактике. Она подходит ближе, и ее темные, угловато прорезанные глаза становятся по-щенячьи умоляющими. Она касается ладонью моего лица – воплощение любящей матери.

– Ты нужна нам, – шепчет она. – Нужна своей семье, брату…

Я отступаю в коридор. Маня обоих за собой. Два раза направо, в прихожую, на площадь…

– Отпустите меня.