Книга Nirvana: Правдивая история - Эверет Тру

– Да, но она будет об этом знать, потому что она ведь наша дочь, и с детского сада мы воспитаем ее циничной, – отвечает Кортни, с нежностью глядя на пустую кроватку. – Она уже циник.

– Я вовсе не хочу все время ныть, – продолжает Курт. – Просто очень много есть всего, что я не могу подробно объяснить.

– Я могу, – встревает Кортни.

– Но никто не понимает, что происходит, – жалуется ее муж. – И от этой отвратительной политики, с которой связаны успешные коммерческие рок-группы, еще хуже. Неизвестно, как с этим бороться.

– Да пофигу, – почти кричит Кортни. – Все твои беды от того, что ты добился успеха, и он превратил тебя в жертву – а я до сих пор еще ничего сама себе не доказала.

Помню, как в прошлом году Кэт приезжала в Чикаго, мы пошли в бар, и там играл «Nevermind» – как раз тогда он становился жутко популярен. Мы сидели там, пили, пили и в конце концов чуть не спятили. Потому что поняли, что ни одной девушке такое не под силу. Я хочу сделать золотую запись и пока что этого не добилась.

Я: Тут я с тобой не согласен, Кортни. «Nevermind» – действительно великий альбом. Но таким же был и «Teenage Whore». «Nevermind» записала компания пацанов. Почему бы его не могла записать компания девчонок?

– Ни одной девушке из андеграунда не удалось бы, – спорит она. – Просто по факту. Так и есть.

Я: Но «Hole» – замечательная группа, особенно вживую. Мало солистов смотрятся на сцене так мощно и притягательно, как ты. Я имею в виду это.

– Да, но, Эверетт, мало кто об этом помнит, – вздыхает Кортни.

Я: Я так понимаю, что ты судишь себя по своему мужу, а это просто смешно. Ты пишешь не такие песни, как Курт, – да и зачем бы тебе это? Вы же разные люди. Если коммерческий рынок отказывается принимать твою музыку, в этом виноват рынок, а не твоя музыка.

И еще кое-что: из-за брака и беременности твоя карьера в прошлом году затормозилась. Ты написала не так много новых песен, не выпустила альбом, не выступала с концертами. А это значит, что те, кто знает тебя только по Курту, не могут судить о тебе иначе, как по твоему собственному публичному образу «плохой девчонки».

То есть тебе нужно выступать, если ты хочешь вернуть то уважение к своей музыке, которым когда-то пользовалась. И никакие препятствия здесь ничего не значат.

– То, что я сужу себя по Курту, значит также, что я принимаю всю эту этику мужского рока, – объясняет Кортни. – Знаешь, Ким Гордон – да и все женщины, которых я уважаю, – говорила мне, что этот брак обернется для меня несчастьем. Мне говорили, что я важнее Курта, что я лучше пишу тексты, что я более культурно значима, и все они в точности предсказывали, что будет.

А я говорила: «Нет, такого точно не случится», – с горечью вспоминает она. – «Все знают, что у меня есть группа, все знают, что это за группа, и мой брак не заслонит мою группу».

Она умолкает, а потом взрывается.

– Но мой брак не только оказался важнее, чем моя долбаная группа; он еще и был поставлен под угрозу, – плачет она. – Если бы не это совместное интервью, ни один рок-журналист мужского пола не осмелился бы спросить Курта, любит ли он свою жену: «Ты любишь свою жену? Вы трахаетесь? Кто сверху?» Тебя я не имею в виду, Эверетт.

Курта не стали бы просить объяснить наши отношения, потому что он мужчина, а мужчины – это мужчины, они не несут ответственности ни за какие свои решения.

Она трясется от возмущения.

– Мужчины – это мужчины! – восклицает она. – Они занимаются мужскими делами. И если у них плохой вкус на женщин… что ж! И вот Аксель, и Джулиан Коуп, и Мадонна решили, что я – это признак плохого вкуса, и это проклятие моей жизни и полное дерьмо. Что тут сказать?

Я раньше никогда не испытывала сексизм на себе, – возбужденно говорит она. – Никогда это не проявлялось по отношению к моей группе – до этого года, а сейчас я поняла, каково это. Все считают, что Курт важнее меня, потому что его записи лучше расходятся. Да пошли вы! Сосите все!

И теперь считают, что я приношу вред ребенку! – восклицает она с мучением, готовая к новой оратории. – Мы – два последних человека во вселенной, которые тронули бы пальцем ребенка или любого безобидного человека! Я никогда не обижала тех, кто этого не заслуживал. Всегда только порочных людей – или более порочных, чем я.

Молчание.

– Вот, – мягко говорит она. – Я закончила.

Издалека доносится детский плач.

– Я ни о чем таком не думал, когда записывался, – взволнованно говорит Курт. – Хотя, с другой стороны, я же не возразил, когда альбом получился более гладким и коммерческим, чем я хотел. Не знаю почему – наверное, просто смертельно надоело слушать одни и те же песни. Мы пересводили их три раза, звонили профессионалу [Энди Уоллесу], чтобы этим занялся он, и к тому времени я уже так устал слушать одно и то же, что сказал: «Ладно, делайте что хотите».

– Говоришь, ни о чем таком не думал, потому что ты больший панк, чем я? – спрашивает его возмущенная Кортни.

– Нет, я ничего такого не говорю, – обрывает ее Курт. – Честно говоря, я вот как раз размышляю, что, возможно, я тогда подсознательно желал успеха, потому что…

– Ну неужели такой грех признаться, что ты хотел попасть в «Биллборд»? – спрашивает она. – Что ты знал, что станешь популярным, рок-звездой?

– Я знал, что мы станем популярными, но не думал, что до такой степени, – говорит он. – Я уже устал это говорить. Я устал говорить: «Ой, я думал, что мы будем на уровне „Sonic Youth“» – и всякий прочий отстой. Это с какого-то момента жутко надоедает.

– Но разве не проявилась другая часть тебя в «Aero Zeppelin»? – начинает Кортни.

– Точно! – восклицает муж. – Так и есть. И раз уж я решил, что запись будет сводиться коммерчески, чтобы любая песня оттуда могла попасть на радио, то, наверное, думал, что будет забавно, просто смешно посмотреть, куда мы можем продвинуться и насколько популярными стать.

– Вот я также оправдывалась до брака, – пожимает плечами Кортни, – что будет забавно и типа смешно, а теперь не думаю, что так и получилось. Хотя желание по-прежнему остается. И я не стала для «Nirvana» Йоко Оно – это я потеряла двух участников группы, а не Курт.

– Ну не по этой же причине, – парирует Курт в раздражении.

– Не по этой, – соглашается Кортни. – Но это моя группа осталась без двух человек. Отсюда можно сделать любые выводы и сказать, что это ты разрушаешь мою жизнь. Где же теория, что это ты у нас в семье главный? Никто почему-то так не считает. Тебя не приносят в жертву все эти мачисты.

– Я бы лучше оказался в твоей шкуре, чем допустил бы, что меня считают каким-то придурком, – жалуется Курт, – марионеткой на веревочке, которой манипулируют двадцать четыре часа в сутки. Ты теряла участников группы вовсе не из-за брака со мной, и вообще я тут ни при чем…