Книга Чужие страсти - Эйлин Гудж

Абигейл подумала о том, что жизнь человека, решившегося съесть рыбу, пойманную в Гудзоне в любом месте южнее моста Уайтстоун, находится в его собственных руках. Она улыбнулась сама себе. Возможно, это было хорошим знаком. Возможно, приезд сюда, в конце концов, не такая уж и плохая идея.

Через несколько минут они остановились перед отелем — современным зданием, выглядевшим так, будто оно было построено исключительно из стекла. Как только они прошли через вращающиеся двери, Абигейл сразу же узнала фойе, изображенное на присланной Воном открытке: все эти чистые линии и гладкие панели из светлого дерева, стойка администратора из куска стекла размером с большую льдину, поддерживаемую одной центральной опорой, отчего вся конструкция словно плавала в воздухе. Когда она направилась к рисепшн, рядом с ней возник улыбающийся светловолосый посыльный — настолько красивый, что в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе в нем тут же признали бы многообещающего актера, — чтобы помочь ей с чемоданом.

— Мистер Меривезер просил меня проводить вас к нему в номер, — сообщил он на подчеркнуто безупречном английском.

Абигейл чувствовала, как ее сердце стучит в такт со звуком их шагов, когда они шли по вестибюлю со стеклянным полом, который был подсвечен снизу и излучал какое-то сверхъестественное лунное сияние. Что она увидит, когда попадет в комнату Вона? Новое подтверждение тому, что не нужно было приезжать… или причину, чтобы остаться? Изменился ли он вообще за те месяцы, которые они с ним не виделись? Изменилась ли она?

В стеклянном лифте ее сонливое состояние, связанное с разницей во времени, улетучивалось по мере того, как исчезали внизу этажи, мимо которых они проезжали. Голова была ясная, словно она только что вышла из бассейна после освежающего купания. И дело было не в том, что ей сейчас предстояло встретиться с Воном, — в этом странном, словно из другого мира, городе, где, казалось, приостанавливалось действие обычных законов природы, лето, похоже, было не жарким и не холодным, а день и ночь почти слились в единое целое. У нее возникло такое ощущение, будто она выскользнула из своей старой кожи, как из дорожного костюма, и ее чувства, вплоть до каждого сантиметра ожившего тела и тонких волосков на руках и шее, дрожавших, словно маленькие антенны, были максимально обострены.

Лифт остановился на восемнадцатом этаже, где молодой человек, похожий на Роберта Рэдфорда в юные годы, провел ее по коридору до одной из выстроившихся в ряд одинаковых дверей, отделанных светлым деревом. Он постучал и исчез так быстро, что Абигейл даже не успела дать ему на чай.

Через мгновение дверь настежь распахнулась.

— Абби!

Оказавшись в объятиях Вона, Абигейл подумала, что сметена неукротимыми силами природы. Силы эти слегка пахли мятой — зубная паста? — за которой уже скрывался более земной запах собственно Вона. Когда он наконец выпустил ее, ей потребовалось какое-то время, чтобы перевести дыхание:

— Вот это так «здравствуй»!

Он улыбнулся.

— По части «здравствуй» я вообще-то специалист. А вот над «до свидания» еще предстоит поработать.

Длительное морское путешествие ему нисколько не повредило; наоборот, он казался еще более крепким, чем раньше, хорошо загорел, от долгого пребывания на свежем воздухе появился румянец. Куда только подевались ввалившиеся щеки и торчащие скулы, которые так беспокоили ее, когда он был болен. Единственными следами тяжелой болезни были глубокие морщины на его лице, но благодаря им он, в какой-то мере, выглядел даже привлекательнее. Она заметила, что и его тело под классической футболкой «Блэк Сэбэс» и линялыми джинсами тоже стало более округлым. Он состоял из сплошных мышц, и брюки в нужных местах были туго натянуты.

Абигейл с трудом оторвала от него взгляд.

— Отличный номер, — заметила она, осматриваясь по сторонам. Комната, отделанная в холодных серо-голубых тонах и обставленная в стиле скандинавского модерна, ей понравилась.

— Поверь, я привык к гораздо более скромному жилью, чем это, — сказал он. — Просто вышло так, что режиссер нашего фильма — приятель управляющего этого отеля. И нам выставили семейные расценки.

— Повезло вам.

Ее взгляд снова перешел на Вона. Казалось, ей хотелось впитать в себя его образ: эти глаза, синие, как термальные источники с фотографии в рамке, висевшей у него за спиной; полностью отросшие светлые волосы, имевшие теперь с десяток разных оттенков; бледный шрам на одной щеке, всегда напоминавший ей шов на посылке, которую предстояло открыть, — такой же, как на тех пакетах из плотной коричневой бумаги со странными марками, время от времени появлявшихся в ее почтовом ящике и хранивших в себе тонкий интригующий запах дальних стран.

Вон жестом показал в сторону небольшого столика у окна, накрытого на двоих.

— Я решил, что ты проголодаешься, и поэтому сделал заказ. Надеюсь, тебе нравится копченая рыба, потому что это почти все, что можно получить здесь на завтрак, обед и ужин.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны. — Абигейл с благодарностью опустилась в кресло, которое он ей пододвинул. Она не ела со вчерашнего дня и действительно была голодна. Пока Вон наливал кофе, она отломила кусочек булочки и стала жевать его.

Расстилавшийся перед ней в уменьшенном виде город, который был расположен внизу, напоминал ей архитектурную модель — все казалось слишком совершенным, чтобы быть настоящим. Все здания, старые и новые вперемешку, выглядели безупречно ухоженными, и нигде не было видно ни пятнышка грязи. Даже снежные вершины гор вдалеке, которые отсюда казались совсем близкими — только руку протяни, — были девственно-чистыми, словно их тщательно вымыли.

— Удивительно красиво, верно? — сказал Вон, проследив за ее взглядом.

— Я не ожидала такого, — призналась Абигейл. — Рассчитывала, что увижу что-то гораздо менее космополитическое.

— Уже на следующий день ты будешь чувствовать себя здесь как дома, — заверил он. — Во-первых, в Рейкьявике все говорят по-английски.

— Я уже заметила.

— Я, правда, никак не могу понять, почему все соглашаются жить здесь круглый год, но это единственное, что меня удивляет. Летом солнце никогда по-настоящему не садится, а зимой тут все время темно. Я прожил в этом городе больше недели, но так и не смог привыкнуть. — Вон взял вилкой кусок сельди со стоявшего посередине стола блюда с копченой рыбой и сыром. — Я пробуду здесь еще немного. Во вторник мы снова отплываем. — Их кораблю, пояснил он, требовался какой-то ремонт, и сейчас судно стоит в сухом доке. Вон надеялся, что ему удастся на несколько дней ускользнуть в Нью-Йорк, но ремонтные работы прошли быстрее, чем ожидалось. — Эта проклятая скандинавская эффективность, — сказал он, рассмеявшись, — все время ставит тебя в тупик.

Вон, этот современный странник, чей дом был там, где стояла его дорожная сумка, чувствовал себя здесь настолько в своей стихии, что Абигейл ощутила что-то сродни отчаянию. «Мне не следует быть здесь. Мне не нужно было приезжать», — в который раз подумала она. Но в то же время, оказавшись так близко к нему после стольких месяцев, когда она жила одними воспоминаниями, Абигейл хотела побыстрее сорвать с него одежду. И то, как он смотрел на нее, словно изо всех сил сдерживался, чтобы тут же не сделать то же самое с ней, нисколько не помогало. Да пошел он к черту! Вместе со своей сестрой. Если бы Лайла не сбила ее с толку, она никогда бы не полетела сюда, на край света.