Книга Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Игорь Синицин

— Если наши войска смогут так быстро отвоевать Карельский перешеек с городом Выборгом, то что будет делать ваше правительство? Останется без работы?

— Сейчас мне трудно ответить, — сказал Куусинен. — Этот вопрос будет решаться советским правительством с учетом политической ситуации как в самой Финляндии, так и вокруг нее. Мне известно, однако, что Сталин хотел бы видеть Финляндию развивающейся по сценарию для Прибалтийских государств…»

Я нарочно дал такой большой, хотя и несколько сокращенный отрывок из мемуаров резидента советской внешней разведки в Финляндии. Дело в том, что ни в одном историческом исследовании проблем Зимней войны, а их в последние пару лет вышло несколько, я не нашел никаких признаков знакомства с этим документом. Может быть, историки в принципе не доверяют мемуарам разведчиков? Внимают только воспоминаниям бравых военачальников, честных дипломатов и других чиновников и партийных деятелей, которые глубокомысленно ссылаются на архивные документы? Но в скрижалях подлинной истории вдумчивые, незашоренные исследователи часто видят, как якобы «подлинные документы» являются фальсифицированными бумажками, тенденциозными фальшивками. А настоящую правду истории можно вычислить иногда только по косвенным признакам.

Так, один мой немецкий друг-историк, прочитав в рукописи отца вышеприведенные страницы, сказал мне, что он знакомился с архивами ЦК ВКП(б) и никакого протокола заседания политбюро 27 ноября 1939 года не обнаружил. Этот разговор состоялся в 1995 году, накануне публикации мемуаров резидента в Хельсинки крупнейшим издательством Финляндии «Отава». Презентация книги, на которую издательство пригласило меня (отец за несколько месяцев до этого умер), и последовавшая за ней моя пресс-конференция стали сенсацией в Финляндии и Швеции. В журналистских и ученых кругах Суоми начались тогда споры, в которых выражались сомнения в точности некоторых фактов, приведенных генералом Синицыным, в том числе и о пресловутом заседании политбюро ЦК ВКП(б) 27 ноября 1939 года. Но совсем недавно мне попался на глаза четвертый номер журнала «Исторический архив» за 1998 год. В нем опубликованы «Журналы записи лиц, принятых И. В. Сталиным в 1924–1953 годах в Кремле».

Там фигурирует на странице 69-й побывавший у генсека в течение полутора часов резидент НКВД в Финляндии Елисеев (Синицын Е. Т.). В том же журнале 27 ноября отмечено присутствие у Сталина Берии, Ворошилова, Жданова, Куусинена, Микояна, Молотова. Может быть, формального заседания политбюро не объявлялось. Как теперь стало известно, «великий вождь» всех народов в конце 30-х годов выделял из политбюро совещательную верхушку и очень не любил оформлять протоколами свои черные дела, хотя встречи этой верхушки часто назывались «заседаниями политбюро». Протокол ПБ от 27 ноября 1939 года не велся, видимо, потому, что попытка развязать войну ради «советизации» Финляндии, да еще с помощью провокации у деревни Майнила, то есть начало осуществления задуманного еще Лениным плана продвижения мировой революции к границам Швеции и Норвегии, явно не укладывалась в рамки «мирного» строительства социализма в СССР и «обороны» двухмиллионного тогда Ленинграда от страны, все население которой составляло три миллиона шестьсот пятьдесят тысяч человек. Тем более что коалиция Англии и Франции, об угрозе интервенции которой через Финляндию в СССР предупреждал еще в 1938 году «великий вождь и учитель», была занята войной с Германией, только что заключившей со Сталиным Пакт о ненападении…

Отец вернулся в Хельсинки 29 ноября. Он сказал, что через три дня для нас снова начнется война. В середине того же дня в постпредство позвонила Херта Куусинен и, узнав от дежурного, что советник Елисеев утром приехал из Москвы, немедленно назначила мне «пропущенный урок немецкого языка». В вечерних сумерках 29 ноября она пришла в постпредство, но, естественно, занятий так и не было, чему я был очень рад.

Спустя много десятилетий отец рассказал мне, что Херта, уходя, смогла взять с собой в сумочку только семьсот тысяч марок из семи миллионов, отпущенных Булганиным Финской компартии на переезд ее лидеров сначала в Швецию, а затем в Москву — для расширения «териокского правительства» Отто Куусинена. В тот вечер с членом ЦК КПФ была достигнута договоренность о том, что остальную сумму Херте передадут в полночь на конспиративной встрече в условленном месте. Когда совсем стемнело, укрыв Херту на заднем сиденье огромного представительского «бьюика», отец с матерью выехали в город «в кино». Им удалось незаметно высадить ее неподалеку от дома, где жил еще один доверенный член ЦК КПФ, которому Херта передала деньги на хранение. Условный сигнал о благополучной встрече двух членов ЦК был затем принят в постпредстве, и в 23 часа на том же «бьюике» с дипломатическим знаком CD резидент выехал на новую встречу с Хертой Куусинен. Шесть миллионов триста тысяч марок были уложены в пакет дипломатической почты с сургучными печатями — на случай, если дипломатов остановит финская полиция и поинтересуется содержимым их портфеля. Но на эту встречу Херта уже не вышла.

Предчувствуя самое печальное развитие событий, отец решил все же пробовать запасной вариант на следующее утро. Он рано поднял нас, чтобы всей семьей, да еще с подругой матери, к восьми часам утра приехать на знаменитый рыбный рынок Хельсинки в порту перед дворцом президента республики. В мою небольшую корзинку, с которой я помогал взрослым при походах в магазины, уложили на дно тяжелый пакет и закрыли его сверху какой-то фирменной упаковочной бумагой.

Поехали на «форде» тоже с овальным знаком CD на переднем и заднем бамперах, обозначавшим экстерриториальность транспорта и дипломатическую неприкосновенность его пассажиров, с одним из сотрудников отца за рулем. Меня с корзинкой притиснули на заднем сиденье. Машину поставили неподалеку от рынка, оставили меня с сотрудником и корзинкой в «форде». Отец велел, когда водитель мне даст сигнал, что он увидел тетю Херту, выйти из машины и отдать моей учительнице корзинку с «московским подарком».

Ждать пришлось долго. Херта так и не появилась, зато родители и подруга матери вернулись с полными корзинами рыбы, которой хватило бы для пропитания на целый месяц… Когда мы прибыли в полпредство, оно оказалось оцепленным полицией. Нас пропустили внутрь, но потом уже никого не выпускали. Оказалось, что в восемь часов утра Красная армия перешла границу Финляндии и начала боевые действия. Херта была арестована финской полицией, вероятно еще в прошлый вечер, и поэтому не смогла прийти ни на ночную встречу 29-го, ни на запасную — 30-го.

Ближе к вечеру раздался сигнал воздушной тревоги. Со стороны западной гавани, которая находилась в полукилометре от нашего дома, послышалась стрельба зениток. Это «сталинские соколы» на два дня раньше, чем Берия обещал резиденту, начали бомбежку Хельсинки. Они не попали ни в портовые сооружения, ни в вокзал или другие военные объекты. Зато неподалеку от советского полпредства и других дипломатических миссий, расположенных в этом районе, разорвались две мощные бомбы. Оконные стекла нашего дома разлетелись на куски и ранили двух советских дипломатов, погасло электричество.

Так мировая война во второй раз догнала меня бомбами, на сей раз — советскими.

Из Москвы пришел приказ — оставить для охраны здания на 10–15 дней двух работников хозяйственной группы, а остальным вернуться на Родину. Видимо, нарком иностранных дел Молотов всерьез полагал, что война с финнами продлится не больше двух недель.