Книга Жизнь графа Дмитрия Милютина - Виктор Петелин

19 апреля Дмитрий Милютин поехал на станцию Варшавской железной дороги встречать жену, приехавшую из Висбадена, где оставила двух дочерей, одна из которых все еще была больна.

В это же время возникла интересная полемика между графом Толстым и князем Оболенским, тайным советником и сенатором, все о том же Министерстве народного образования, возникшая на заседании Комитета министров. Граф Толстой обрушился на князя Оболенского с гневной речью, козырял искаженными фактами и неверными цифрами. Обе записки спорщиков оказались у императора, который обвинил князя Оболенского и похвалил графа Толстого. Собравшиеся молча и недоумевая покинули заседание: давно установилась традиция – если есть резолюция императора, то правительство молчит, как бы ни велико было негодование на эту резолюцию.

С горьким разочарованием смотрел на все эти интриги Милютин. Негодуй, как Дон Кихот, бросайся на мельницу или думай, что ты строишь прекрасную жизнь на острове, а на самом деле все это подделка, смеются над всеми этими причудами окружающие.

Вновь возникли сомнения императора во время докладов Милютина о правильности расходов в Военном министерстве.

– Дмитрий Алексеевич, – перебил министра Александр Второй, – государственный контролер генерал-адъютант Грейг восстает против долгосрочных подрядов провианта в своих отчетах в практике Военного министерства.

– Ваше величество! Не могу признать генерал-адъютанта Грей-га или его товарища Михаила Николаевича Островского более компетентными судьями в деле военного хозяйства, чем Военный совет в полном составе и лица, специально заведующие интендантской частью. Сейчас нам предстоит вновь заключить долгосрочный контракт на петербургскую провиантскую поставку, будет объявлена надлежащая конкуренция между благонадежными торговцами или известными коммерческими фирмами. Но прежде чем обсудить это обсуждение на Военном совете, я должен заранее знать ваше личное мнение об означенной системе долгосрочных договоров.

– Кажется мне, что вы правы, я не очень хорошо разбираюсь в этом вопросе, я попрошу рассмотреть его в финансовом комитете с приглашением главного интенданта.

– Кстати, ваше величество, очень прошу вас соблюдать тайну этого рассмотрения, дабы не нарушить права и компетенцию Военного министерства.

– В этом можете не сомневаться. Кстати, о подрядах. Объясните мне, что у вас получилось с Овсянниковым и всей этой историей. Плохие новости слышал я о военных чиновниках, будто брали у Овсянникова взятки.

– Это ложные слухи, ваше величество, будто при аресте Овсянникова нашли список интендантских чиновников, которые будто бы брали взятки у приказчика Овсянникова. Обычная история в конкурентной борьбе. 2 февраля 1875 года по приказу миллионера Овсянникова подожгли паровую мельницу обанкротившегося подрядчика Фейгина и купленную конкурентом Овсянникова откупщиком Кокоревым, который и должен был поставлять подряд муки в министерство, а Овсянников должен был выплатить огромную арендную плату. А оставив Кокорева без паровой мельницы, Овсянников мог сохранить за собой подряд. Овсянникова арестовали и осудили, но в его бумагах нашли список лиц, получавших взятки, среди них были и три чиновника окружного интендантства, которые уже уволены. Но по городу распространяются слухи, что в списке Овсянникова были и генерал-майор окружной интендант Петербургского военного округа Николай Николаевич Скворцов и генерал-адъютант Дмитрий Сергеевич Мордвинов, начальник канцелярии Военного министерства. Ничего подобного, ваше величество, это наглая ложь и клевета. Все это, разумеется, сильно подействовало на интендантство и на канцелярию Военного министерства. Адвокат и судебный деятель Анатолий Федорович Кони, принимавший участие в процессе, прислал обнаруженный у Овсянникова список, там указаны совсем другие лица. Ваше величество, вся канцелярия Военного министерства просит вас для прекращения зловредных слухов наградить Мордвинова и Скворцова внеочередными наградами.

– Подойдет черед, и наградим, а пока дайте в «Правительственном вестнике» краткую заметку в опровержение ложных и преувеличенных слухов. Слухи, Дмитрий Алексеевич, покоя не дают. Недавно по всему миру разлетелся странный слух, будто Пруссия снова попытается разгромить Францию и только ищет предлога к нападению, а другой слух, будто Пруссия готова напасть на Австрию. Это не может смутить правителей европейских держав; очевидно, что Бисмарк действительно что-то готовит. Он в этом случае чем-то похож на Наполеона Первого, который по окончании каждой войны сейчас же искал предлога к началу новой.

– Несколько дней назад, ваше величество, генерал Обручев подал мне записку, в которой развивает мысль о том, что Пруссия испытывает огромное давление папизма, как и в других европейских странах насаждения католичества, а это поведет к началу общеевропейской войны, которая, может быть, окажется гораздо ближе, чем мы думаем. Сначала я эту записку положил под спуд, а теперь, ваше величество, прошу с ней познакомиться. Думал, Обручев фантазирует, но ваши слова настораживают…

После доклада Милютина император заслушал министра внутренних дел, министра юстиции и шефа жандармов об аресте молодых нигилистов и вредной пропаганде ими среди нижних чинов. Серьезный вопрос, то и дело возникают молодые нигилисты, которые ратуют за свержение императорского трона. Может, подумал император, создать нечто вроде бы пенитенциарных (от лат. poenitentia – раскаяние) колоний, куда можно было бы сгонять всех осужденных? Но вопрос так и не был решен… Вскоре Александр Второй уехал в Берлин на встречу с императором Вильгельмом.

Эта встреча в Берлине многое прояснила в политическом положении европейских государств: Александр Второй, возвратившись в Петербург, заявил, что опасения войны вроде бы рассеялись, император Вильгельм выразил Александру Второму просто недоумение по этому вздорному предположению, будто Пруссия снова хочет воевать с Францией; а Бисмарк с негодованием заявил, что это газетная клевета и сплетни самого французского правительства.

– Приписывать мне агрессивные действия против Франции равносильно обвинению меня в идиотизме и полном отсутствии ума, – заявил Бисмарк князю Горчакову, – а то, что говорил маршал Мольтке о будущей войне с Францией, это только с точки зрения военного, но в политике он просто молодой человек, лишенный всякого влияния.

Так что ничто пока не грозило войной после поездки Александра Второго в Берлин, он заверил Францию в своей поддержке, кроме того, и Великобритания сообщила русскому императору всю мощь своего флота бросить на сдерживание немецких ретивых упований.

Но это были только первые признаки накопившихся европейских проблем, которые вскоре должны были обостриться.

20 мая 1875 года наконец состоялось долгожданное заседание Комитета министров, на котором должны были наконец обсудить и решить вопрос о Медико-хирургической академии. Подходили летние каникулы, председатель Комитета министров генерал-адъютант Игнатьев готов был покинуть Петербург на все лето, Самуил Грейг тоже надеялся уехать в отпуск… Во время болезни Милютина бронхитом навещали его и Грейг, и Игнатьев, известили его также о том, что вскоре будет рассмотрен вопрос об академии, так что, дескать, поправляйтесь, пора решить эту тягостную продолжительную неопределенность судьбы академии, что сказывается и на самой академии. Грейг и Игнатьев предупредили Милютина, что в заседании будет принимать участие и великий князь Николай Константинович. Почему великого князя так заинтересовала Медико-хирургическая академия? Ведь никогда он этим не интересовался… Но тут его знакомые рассказали совершенно банальную историю, как один из профессоров академии был приглашен к балерине Кузнецовой. Когда у нее серьезно заболел ребенок, никто к ней не приходил, а этот профессор пришел, ребенку ничем не помог, ребенок вскоре умер, но завязались отношения между профессором и великим князем, который хотел отблагодарить профессора, мечтавшего перейти из Военного министерства в Министерство народного просвещения.