Книга Правота желаний - Михаил Армалинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гора мокрых женщин, была навалена Маяковским, которому в период написания Облака… был всего 21 год. Конечно, он мог поднабраться опыта с несчётными проститутками, которые в те золотые времена красовались и предлагали себя на каждом углу по бросовой цене.
Но следует помнить, что Маяковский тогда был несказанно беден, и деньги, которые ему давал на жизнь Осип Брик, вряд ли позволили бы Володе развернуться в описанных мокро-горных масштабах.
«Приличной» девушки, которая бы ему давала регулярно и бесплатно не зарегистрировано биографами, так что можно смело утверждать, что Маяковский в то время имел весьма умеренный сексуальный опыт и пребывал в постоянном голоде, не только пищевом, но и сексуальном. Если ему удалось организовать семь «обедающих знакомств» (знакомых, к которым он попеременно ходил обедать), то ебальных знакомств с подобной регулярностью насыщения у него не наблюдалось.
Тем не менее можно утверждать с высокой степенью уверенности, что, добиваясь Марии (Лили), девственником Маяковский не был.
Но тут уместно взглянуть на понятие девственности с необычной стороны.
Есть разные виды девственности. Кроме традиционного первого раза в жизни, есть и такой вид: состояние мужчины и женщины перед первым совокуплением друг с другом, хотя у каждого из них ранее уже были другие партнёры. Тем не менее, даже если у них были сотни любовников и любовниц, но перед первым совокуплением мужчина и женщина являются девственниками по отношению друг к другу. Именно поэтому между новыми любовниками (первый раз) и возникает такой сильный трепет. И вследствие его силы, они, после скорого исчерпания страсти, стремятся испытать этот трепет девственности снова и снова, находя новых любовников.
Всё это можно перевести на общедоступный язык, сказав, что она разлюбила его и полюбила другого. Или
Симметрично, жажда новой девственности и восторженного лишения её работает и для мужчин, в том числе и для Маяковского.
Итак в отношениях его с Марией в Облаке в штанах он – ещё девственник (апрельский), и он безуспешно жаждет избавится от своей девственности с Марией как и все девственники, и особенно те, которые её благонравно хранят. Маяковский же выступает принципиально против всякой девственности – он рвётся в май.
Если принять за чистую монету слова Маяковского и не считать их поэтической гиперболой, то до 21 года у него не было ни одной приличной бабы, типа Марии, а лишь одни проститутки.
Скорее всего, смакуя свой апрель и страдая от девственности отношений с Марией, он раскручивал себя на задуманное самоубийство, как радикальное решение сексуальных проблем и всех прочих. Но время для самоубийства ещё не пришло и приходилось охотиться за Марией и прочими, претерпевая нескончаемые «муки», не находя возможностей лишь «целовать, целовать, целовать».
Повторим апрельско-майский тезис: апрель – это девственность, а май – это ебля.
Читая про сотый апрель и нулевой май, возникает (у меня и, уверен, у Маяковского) естественный вопрос – неужели в половых отношениях всегда необходимо топтаться в апреле? Неужели нельзя сразу в май? Это же мечта каждого мужчины – увидел желанную женщину и через минуту – уже её ебёшь (Но поэмы пишутся в апреле, а в мае уже не до поэм).
Ортега-И-Гассет заметил, что существенные изменения в обществе в конце 19 века произошли потому, что досуг, бывший привилегией богатых и властных, стал накапливаться и у простых людей, а заполнить растущий досуг, (продолжу его ход мысли) захотелось наслаждениями и прежде всего – сексуальными.
Власть над обществом, которой владели лишь немногие, в нынешние времена благодаря развитию науки и техники становится доступной для многих людей, а значит, количество доступных женщин, не требующих апреля, а живущих в мае, соответственно резко возрастает, если не за счёт роста официальной проституции (которая формально порицается), то за счёт упрощения сексуальных нравов. В то же время это упрощение вызывает рост безответственности женщин за стремление к своей извечной цели – побольше обнажить своё тело на публике.
Повсюду в медиа показывают только красивых, привлекательных максимально возможно обнажённых женщин, чтобы зрители были в постоянном состоянии желания (хочу такую!), чтобы зрители торчали в апреле, но чтобы они не прорвались в май. Даже порнография – это сотый апрель, ибо до мая доживают лишь в момент введения в какое-либо живое отверстие.
Упрощение нравов не только усиливает и делает приемлемой повсеместную растущую публичную наготу женщин, но, с другой стороны, пытается пренебречь смыслом наготы как знаком готовности и согласия к совокуплению (см. Об очевидной сути наготы, с. 367–376 наст. изд.). Часть пребывания в мае – это дать понять женщине, что она ответственна за своё обнажение, и чем больше она обнажена, тем меньше у неё оснований называть любое нежданное совокупление изнасилованием. Если женщина обнажается с одним мужчиной, значит, она даёт ему разрешение на совокупление. Если она обнажается с двумя мужчинами, значит, она согласна на секс втроём. И далее, методом математической индукции: если женщина появляется в общественном месте (напр. нудистский пляж) голой, то значит, она готова совокупляться с каждым мужчиной на пляже.
Но это лишь временная «мера пресечения», и грядут научные события, которые позволят женщинам наконец-то быть полностью безответственными за свою наготу, ибо нужда в них резко сократится из-за конкуренции не только с женскими клонами, явление которых как решение сексуальных проблем я уже давно прорицал, а также и с женщинами виртуальной и смешанной реальности (mixed reality). Чуть наука и техника справятся с точной имитацией осязания – основного чувства для достижения оргазма (см. Неотвратимое чувство, с. 114–115 наст, изд.), – как необходимость склонять женщин к половому акту исчезнет, ибо сексуальная нужда будет удовлетворяться рабски послушными новыми реальностями, переселяющими нас, минуя апрель, в неисчерпаемый и вожделенный май.
Остап Бендер – это любимейший литературный герой советской интеллигенции и даже некоторых рабочих и крестьян.
