Книга Дендрофобия - Наталья Горская

– Значит, Вы тоже были на Кавказе?

– Был. С начальником этого ОВэДэ как раз и ездил. За компанию взял меня с собой в ссылку.

– Получается, Вы тоже в правоохранительных органах работали? Омоновцы – это же милиция?

– Это такая банда… Ну ладно, пусть будет милиция.

– Вы же только что высмеивали эту тягу русских воевать за счастье братских народов и восстанавливать демократию в далёких краях, когда у самих дома чёрт ногу сломит.

– Я там деньги зарабатывал, а не этой глупостью занимался. Там хорошо платили за качественно сделанную работу.

– Но у Вас же трое детей! А если бы…

– Да не убили бы. Война – это такая же работа, которую можно изучить настолько хорошо, что травматизма почти не будет. Смерть на войне – это неумение воевать. Это как смерть на производстве, когда рабочего током убило или в станок затянуло, потому что он не умел с оборудованием обращаться. Думаете, у нас мало людей гибнет на заводах и фабриках, за рулём машин или пультом какой-нибудь электростанции? Если людям не хватает знаний и опыта, они могут погибнуть даже при переходе через улицу. Почему профессиональный спортсмен прыгает с трамплина и не разбивается? Потому что он обучен этому. Он даже падать умеет грамотно, чтобы ничего себе не сломать, он знает, как и о чём надо думать в каждый момент прыжка. А в войнах у нас всегда жертвы колоссальные, потому что мы воевать не умеем. Подвиги совершать – это да, этого у нас не отнять. Древняя мудрость, что «лучший бой – это бой, которого не было», не для нас. Бойню устраиваем даже там, где она не нужна, где без неё можно было бы обойтись. У нас же стахановщина в крови, тяга совершать подвиги даже там, где они никому не нужны, и ради тех, кто об этом не просит. Толку от таких «подвигов» – ноль, зато масса вреда. Эта способность находить и совершать подвиги на пустом месте – наше национальное психическое заболевание, «энтузазизьм». Вы не подумайте, что я такая циничная сволочь, сижу и рассуждаю о том, чего не знаю. Мне это говорили сами ветераны Войны, однополчане моих дедов. Вы знаете, что в первые дни Великой Отечественной из каждой сотни советских солдат уцелело только два-три человека? То есть потери личного состава – девяносто восемь процентов. Вы только вдумайтесь в эту цифру! Такая статистика делает необходимой мобилизацию почти всего населения страны, так что экономика через несколько месяцев просто перестаёт функционировать. Воюющему государству нельзя экономику из строя выводить, надо фронт кормить. Если бы американцы так воевали, весь Пентагон посадили бы на электрический стул. А у нас – ничего, ещё повод для гордости додумались из этого соорудить. Какая нормальная хозяйка додумается хвастать тем, что вместо одного стакана муки для теста она впустую рассыпала или ещё как-то испортила тысячу вёдер этой муки? Да она никому об этом не скажет, чтобы никто не догадался, какая она нерадивая идиотка. Зато наши политики и полководцы число жертв в каждой бойне с такой гордостью оглашают, словно речь не об убитых людях идёт, а о тоннах добытого угля. Это должно быть закрытой информацией, чтобы не позориться на весь мир своей бездарностью. Весь мир смотрит, посмеивается или ужасается, как мы «умеем» воевать, а мы на весь мир обижаемся, потому что хотим, чтобы нашей смертью восхищались. Но нормальные люди смертью никогда восхищаться не будут, или они ненормальные. Конечно, можно толпы безоружных гражданских лиц в атаку гонять, чтобы потом их всех канонизировать, а можно их заменить хорошо обученными для этого дела людьми и хорошим вооружением. Но у нас вооружение часто разворовано и пропито, поэтому пропаганда преподносит гибель на поле боя как «красивую смерть», на которую должны равняться, кого ещё не прибило.

– Мне кажется, что любая смерть всегда безобразна.

– Потому что Вы – женщина. А до мужиков это очень медленно доходит. Советские солдаты только под Сталинградом стали понимать, что немцы погонят их ещё дальше, если они не научатся возвращаться живыми после каждого боя. Им стало страшно, что на их место опять возьмут необстрелянных новобранцев, которых чёрт-те сколько надо натаскивать, чтобы они превратились в солдат. За это время живыми останутся опять два-три человека из каждой сотни. И война будет продвигаться всё глубже и дальше. До них медленно стало доходить, что самое главное на войне – не подвиги, не героическая смерть, а способность выживать. На войне важней всего не умирать, а живым остаться. Впрочем, как и в любой другой профессии. Война – это такая же работа, которую надо выполнить и вернуться, чтобы завтра опять «выйти на работу». Представьте себе, если каждый врач, инженер или учитель, вышедший на работу, будет погибать. А чтобы подготовить хорошего врача, инженера или учителя нужны годы учёбы и практики. И вот его подготовили, вложили в него время, знания и средства, а он каждый раз погибает. Что хорошего? Опять новых работников надо готовить. Опять тратить ресурсы и время, опять ждать, когда человек начнёт отрабатывать вложенные в него силы и знания. Экономика загнётся с такими «специалистами». Хорошего солдата точно так же долго готовят, он не сразу становится пригодным к службе, с ним ещё очень долго приходится повозиться, но оно того стоит. И ужасно досадно, когда он уходит на задание и не возвращается. Это что же, опять всё сначала? Опять надо искать кого-то подходящего, потому что далеко не каждый мужик подходит для войны, большинство сразу готовы загнуться, лишь бы никто не дёргал. В городе одно время повадились погибать электрики на рабочем месте. Стали разбираться и выяснили, что происходило это по причине пьянства посреди бела дня, а электричество пьяных не любит.

– Как и женщины.

– Да. Точнее, электричество любит бить пьянь на поражение. Одного такого «спеца» бабка с нашей улицы вызвала проверить автоматы, искрят они у неё. Электрик пришёл и сел пить с её дедом, потом ещё брат подтянулся, а за ним и сват. Ну, вот они так «работают», такие у них представления о своём труде. Полдня просидел, не выгонишь. А Вы удивляетесь, что электрика не дозовёшься. Он на один вызов должен тратить не больше получаса, а на деле по полдня сидит. Собрал вокруг себя каких-то дураков, начал им втолковывать про резистор и транзистор. Он считает, что в этом его работа и заключается: населению рассказывать про вольты, омы и амперы. Особенно, бабам. И непременно сокрушаясь, что бабы не способны постичь своими куриными мозгами весь масштаб его героической деятельности, так что ему, бедолаге, и по душам поговорить не с кем. Если бабы окажутся в самом деле дурами, то примутся горячо ему доказывать, что кой чего смыслят в канделах и кельвинах, так что он зря на них сходу крест ставит. Если баб не найдёт, то с мужиками сядет бухать, потом обязательно подерутся из-за расхождения во мнениях, чем переменный ток отличается от постоянного. Даже и мысли не допускает, что в его обязанности входит заставить эти вольты и амперы работать на практике, а не демонстрировать потребителям электроэнергии свои познания на уровне ПэТэУ двадцатилетней давности. Таким баранам знания никогда не идут на пользу, потому что они не способны преобразовать их в полезное действие, как генератор преобразует механическую энергию вращения в электричество.

– Сейчас всюду вместо дела – словоблудие. От политиков до электриков.