Книга Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

О террористах и наркомафии тут и слыхом не слыхивали. Тишь да гладь, одним словом. И признаться, мне не очень весело осознавать, что когда-нибудь – через тридцать, пятьдесят или даже сто лет – это спокойствие неизбежно будет взорвано ходом истории. Потому что все хорошее рано или поздно кончается.

Заперев дверь и поставив дом на сигнализацию (это полезное изобретение было знакомо тут уже лет пятьдесят), я вывел автомобиль из гаража. Не дорогую шведскую «скандию», конечно, а «стриж» шестой модели.

Мария в горностаевой шубке поверх жутко декольтированного платья уселась рядом, и мы выехали на пустынное шоссе, идущее к Полоцку. Уже через двадцать минут «стриж» пересек городскую черту.

Автомобиль двигался мимо церквей, вовсе не похожих на те, которые еще стояли у меня на родине, мимо овеянной жуткими легендами Псковской башни, где в течение трех веков пытали и казнили преступников и в подвалах которой людей умерщвляли голодом. Мимо широкой лестницы, ведущей к Коронной площади, – две сотни крутых ступенек ижорского синего гранита. Мимо особняков и дворцов, окруженных садами.

Мимо банков и ювелирных магазинов, мимо правительственных зданий, построенных еще в позапрошлом веке…

Все-таки хороший город Полоцк – столица Державы Русской. Почему ею стал именно Полоцк? А чем он хуже всех других русских столиц (даже я знаю семь в пяти мирах)?

За прожитое здесь время я, разумеется, наизусть выучил все исторические места столицы. Вот на этом самом месте, на площади перед Немецкими воротами, когда-то в железной клетке и ошейнике был выставлен последний великий магистр Тевтонского ордена. И еще долго вороны клевали его мертвое тело. Холм Королей – на нем во время Второй Северной Войны нашли свой конец два короля, польский и шведский, разорванные на куски пущенной с башни Коронного замка пятипудовой бомбой.

Девичий дворец – тут царь Сидор I три с половиной века назад содержал свой гарем и тут же был заколот женихом похищенной им княжны Трубецкой, прямо в спальне, буквально на очередной красотке.

Главная магистраль города – проспект Ольгерда V, в конце которого взору открывается Полоцкий Кремль, построенный из темно-багряного кирпича.

У кинотеатра на перекрестке улиц Довмонта Великого и Александра Невского я притормозил – там как раз шел мой самый первый фильм, «Крылья Хорова». На афише была изображена длинноволосая брюнетка в кожаной мини-юбке и кольчуге, державшая короткий меч, а на заднем плане – нефритовая статуя оскаленного чудовища (помню, художники измучились, подбирая подходящую по цвету краску для декорации). Главную роль той самой брюнетки в нем сыграла моя тогда еще будущая жена.

Фильм этот, несмотря на кассовый успех, я считал своей неудачей – до последнего момента я был убежден, что сценарий, годившийся, как я думал, разве только для дефективных детей, будет выброшен в корзину. Но, к моему величайшему удивлению, сценарий был с восторгом принят, фильм снят и по-прежнему, хотя прошло два года, был любим жителями страны, которую судьба отвела мне в качестве новой родины.

А страна эта и жизнь в ней были недостижимой мечтой для миллиардов людей из многих и многих – самых разных – миров.

Тихая, спокойная и вместе с тем – богатая и сильная. Политики – ровно никакой. Великие свершения уже давно свершены, и их плодами можно благополучно пользоваться. Нынешнему монарху далеко за семьдесят, и о своем существовании он напоминает только очередными указами о награждениях. Должность председателя парламента, Великой Рады, была чисто номинальной, и ее занимал старейший из депутатов. Министры тоже подданным не докучали. А за дневную зарплату дворника можно было купить половину молочного поросенка, и на выпивку кое-что останется.

Помню, как я впервые попал сюда, в этот город. Дело было зимой, незадолго до Рождества.

Всю ночь тогда я бродил по ярко освещенным улицам без цели и смысла, смотрел на гуляющую публику, на детей, играющих в снежки, смотрел на разноцветные окна, откуда слышалась музыка… И нестерпимо хотелось плакать от тоски. Тогда я, наверное, еще не излечился от лихорадки странствий, еще не смирился и видел в этом мире только комфортабельную тюрьму, из которой вряд ли вырвусь.

Потом тоска исчезла, я не то чтобы смирился, просто успокоился… А когда я однажды утром увидел этот город из окна квартиры Марите, он мне показался просто очаровательным.

Но как бы то ни было, я никогда не перестану смотреть на этот мир со стороны. С грустью понимаю, что никогда он не станет моим до конца.

Своим, как я теперь думаю, может быть только тот, в котором ты впервые увидел солнце и синеву неба, где жили несчитанные поколения твоих предков. Стоило пройти сотни миров, чтобы это понять. Наверное, каждый человек, где бы он ни родился, может по-настоящему любить только свой мир, и любой другой так навсегда и останется для него «не тем».

Впрочем, глупо и уж во всяком случае несправедливо было бы с моей стороны жаловаться на судьбу.

Я мог столько раз погибнуть. Меня могло выбросить в куда менее уютном месте. И сколько еще угроз подстерегало меня на избранном пути?

Только представить, какая судьба могла ожидать моих спутников. Что случилось с ними? Быть может, они оказались в открытом океане и пережили долгую мучительную агонию, цепляясь за обломки нашего кораблика? Или были выброшены в пустыне, где их ждала гибель от жажды? Или угодили в лапы работорговцев, а то и людоедов? Или просто оказались замурованными в одном из безлюдных миров до конца своих дней?

В который раз я вернулся в мыслях к тому, что произошло после того, как мир, ставший домом нашим товарищам, остался позади.

К ближайшей точке перехода мы вышли следующим утром после отплытия. Но место было весьма оживленным, временами горизонт пестрел парусами яхт-домов, а несколько раз мимо неторопливо продрейфовали плавучие острова. Так что поневоле пришлось лечь в дрейф до темноты. И вот не без робости я сжал в руке Застывшее Пламя, выслушал вопросы неведомого собеседника и словно со стороны увидел, как наш «Таэранги» вошел в туманное зеркало.

На этот раз не было океана жемчужного марева. Вокруг меня сомкнулась синяя тьма с далекими крошечными огоньками и туманными сполохами на грани видимости.

Затем все исчезло, и я обнаружил, что лежу на земле среди разлетевшихся в разные стороны досок – останков «Таэранги».

До сих пор не имею представления, в чем было дело.

Прежде всего, я почувствовал, что талисман Древнейших совершенно не откликается на мой мысленный приказ.

Может быть, я внезапно утратил власть над ключом или сам талисман почему-то вдруг потерял свои свойства. А может, он изначально был запрограммирован на какое-то ограниченное число перемещений?

Переварив этот факт и приняв его пока как данность, я сосредоточился на ближайшей перспективе.

Предстояло решить вопрос с выживанием в мире, куда меня занесло.

Судя по всему, я оказался где-то в средних широтах, причем ближе к северу, нежели к югу.