Книга ЦРУ и мир искусств. Культурный фронт холодной войны - Фрэнсис Стонор Сондерс

Результатом статьи Брейдена стало окончательное и бесповоротное раскрытие тайных связей ЦРУ с левыми некоммунистами. Что же побудило его написать такую статью? Как он сам объяснил, его старый друг Стюарт Олсоп позвонил ему в Калифорнию и попросил написать статью для «Сетэдей Ивнинг Пост», которая бы внесла ясность в суть дела. «Я расценил это предложение как возможность погрузиться в историю, - сказал Брейден. - Я был связан с ней в начале, и вот двадцать лет спустя, когда события продолжались, я решил, что пора заканчивать этот цирк»[1036]. Брейден начал работать над статьёй в начале марта. Трёх предоставленных ему месяцев должно было с лихвой хватить на написание обстоятельной работы. Несколько раз Брейден и Олсоп совещались по телефону, после чего Брейден представлял свои варианты и каждый последующий был всё более разоблачающим.

Сам Брейден утверждал, что хотел «показать всё как есть», устранив неправду. Но в своей статье он преднамеренно изменил ключевые имена: например, Гомер Д. Хоски не (Homer D. Hoskins) стал Уорреном Г. Хэскинсом (Warren G. Haskins). Зачем, несмотря на свои разоблачения, Брейден позаботился о защите главных имён? Думал ли он об обязательстве о неразглашении, которое каждый агент ЦРУ давал при вступлении в должность? Когда его спросили об этой расписке, Брейден дал неожиданный ответ: «Они, может, и напомнили мне о моей расписке, но я не помню, чтобы когда-либо давал её. Можете вырвать мне сердце, но я не знал, что подписал соглашение о неразглашении. Я подписал его, но не помню этого. Если бы я помнил, то не сделал бы этого»[1037]. «Если бы Том поступил так, как и положено отставнику, ему пришлось бы получить разрешение на то, что он собирается написать, - сказал Лоуренс де Новилль. - Я не думаю, что он играл по правилам»[1038].

Есть другой сценарий, который позже приняли несколько агентов ЦРУ и даже сам Брейден. «Том был человеком фирмы, и он знал всё о неразглашении, - утверждал Джон Хант. - Эта расписка уже несколько раз приводила к серьёзным последствиям, и Брейдену, если он действительно действовал независимо, следовало по-настоящему этого опасаться. Я убеждён, что он был, в конечном счёте, инструментом тех, кто хотел избавиться от левых некоммунистов. Не ищите стрелка-одиночку - это безумие, так же как и в случае с убийством Кеннеди. В этом участвовало много заинтересованных сторон. А Брейден был осведомлён только до определённой степени. Возможно, его вызвал Хелмс и сказал: «У меня есть работа для тебя». Я уверен, что существовало оперативное решение прикрыть Конгресс и свернуть все сопутствующие программы. Я обсудил статью Брейдена с Майклом, и мы предположили, что она была частью скоординированной, санкционированной операции по разрыву отношений между ЦРУ и левыми некоммунистами. Но мы так и не добрались до самой сути всей истории»[1039].

Джек Томпсон размышлял в том же ключе: «Это старый способ - когда вы хотите прервать операцию, вы от неё просто отказываетесь. Я даже предполагаю примерный сценарий: президент Джонсон сидит за своим столом в Овальном кабинете и перебирает различные бумаги. Наткнувшись на номер журнала «Инкаунтер», он спрашивает: «А это что такое?». Ему отвечают: «Это - ваш журнал, господин президент». А он говорит: «Мой журнал? Мой журнал! Эти парни, считающие, что моя война неправильная, пишут об этом в моём же журнале?». Вот и всё»[1040].

На выдуманный сценарий Томпсона действительно стоит обратить внимание. Линдон Бэйнс Джонсон - человек 1930-х, бедный парень из Техаса, попавший в мир, изобилующий восточными мудростями, у которого не было за спиной толпы интеллектуалов, никакого напыления гламура, окружавшего «афинскую интерлюдию» Джона Кеннеди. Идея Джонсона о культурном фестивале ограничивалась тем, что это должно быть всего лишь «приятным для дам» представлением. За два года до выхода статьи Брейдена, 14 июня 1965 года, американские интеллектуалы превратили Фестиваль искусств Белого дома, первоначально задуманный советниками Джонсона как «средство успокоения противников войны», в площадку для жарких споров по Вьетнаму. Роберт Лоуэлл отказался от приглашения - этот факт приложили к его досье в ФБР, как описал это Эдмунд Уилсон (Edmund Wilson), - с «резкостью», которая ошеломила организатора фестиваля Эрика Гольдмана (Eric Goldman). Дуайт Макдональд приехал на фестиваль, но принёс петицию, поддерживающую Лоуэлла и осуждающую американскую политику. Под этой петицией (из неприглашённых) поставили подписи: Ханна Арендт, Лилиан Хеллман, Альфред Кэзин, Ларри Риверс (Larry Rivers), Филип Рот (Philip Roth), Марк Ротко, Уильям Стирон (William Styron) и Мэри Маккарти. За обедом Макдональд собрал ещё девять подписей, дело почти дошло до драки с Чарлтоном Хестоном (Charlton Heston), который обвинил Макдональда в отсутствии «элементарных манер» и поинтересовался: «Вы считаете нормальным собирать подписи под петицией против хозяина дома, в котором вас принимают?»[1041]. У Джонсона создалось впечатление, что Белый дом был заполнен «бандой предателей»[1042].

По воспоминаниям Эрика Гольдмана этот случай стал настоящей катастрофой, и «реакция президента Джонсона упрочила стену, выстроившуюся между президентом и этими группами... К счастью, большая часть истории неизвестна. Но и того, что стало достоянием общественности, оказалось достаточно, чтобы сделать эту стену такой же непреодолимой, как бетонная стена с колючей проволокой, разделяющая Восточный и Западный Берлин»[1043]. Из заявления Джонсона о тайном сговоре между этими людьми, целью которого было оскорбить его самого и его кабинет и «навредить своей стране во время кризиса», взято много цитат[1044]. Они были «сукиными детьми», «дураками», «предателями», превратившими незначительное событие «в ситуацию, которая теперь была обречена на серьёзные последствия». Президент также сообщил двум своим помощникам - Ричарду Гудвину (Richard Goodwin) и Биллу Мойерсу (Bill Moyers), что «больше не собирается иметь ничего общего с либералами. Они не будут иметь ко мне никакого отношения. Они все придерживаются коммунистической линии - либералы, интеллектуалы, коммунисты. Все они одинаковые»[1045].

Джеймс Бэрнхам, который помог связать Конгресс за свободу культуры с ЦРУ в первые дни его появления, но поступил так в интересах очень консервативного вида реальной политики, видел в этом обмане доказательство того, в чем ещё давно разглядел «фундаментальный недостаток» образа мысли ЦРУ. «ЦРУ предпринимало большинство из этих действий с перспективой на левых некоммунистов, - писал он. - ЦРУ рассматривало их как явно антикоммунистическую силу, которая если и не будет прозападной или проамериканской, то, во всяком случае, не будет и настроена против Запада или против Америки. Такая политическая оценка оказалась ошибочной. Левые некоммунисты были ненадёжными. И в условиях напряжённой обстановки продемонстрировали свою слабость. Значительная часть - в этой стране, как и в других - качнулась в сторону антиамериканской точки зрения, и почти весь их блок смягчил своё отношение к коммунизму и коммунистическим государствам. Таким образом, организационный крах стал производной от политической ошибки. Эта политическая ошибка - доктрина, по которой глобальная борьба против коммунизма должна быть основана на левых некоммунистах, доктрина, связанная с ЦРУ через Аллена Даллеса. Куба, Доминиканская Республика и прежде всего Вьетнам подвергли саму доктрину и её практику решающей проверке. Деятельность значительной части организаций и отдельных людей, взращённых ЦРУ в соответствии с их предписанием, привела к подрыву государственной воли, препятствуя или саботируя национальную безопасность»[1046]. Мнение, что Линдон Джонсон, возможно, впоследствии задумался над разрывом отношений ЦРУ с левыми некоммунистами, не выглядит невероятным.