Книга Путь Никколо - Дороти Даннет

Новости разносились быстро. Тема, столь болезненная дома, в этой деловой обстановке свелась почти к безделице. Феликс лишь едва кивнул в ответ, а Николас пробормотал слова благодарности, прежде чем разговор перешел на другие вопросы. Насколько помнится Феликсу, он пытался прислушиваться и вникать в любезный обмен мнениями по поводу восточных рынков шелка. Поскольку китайские шелка стали большой редкостью, то в Константинополе этот товар был сейчас в особой цене. С Хиоса им можно было торговать где угодно. Флорентийский консул в Трапезунде сумел бы разбогатеть в считанные дни. Феликс понимал едва ли половину того, о чем они говорили. Но далее если бы дело не касалось его личных интересов, он все равно был бы благодушно настроен к любому человеку, который стремился делать деньги. Разумеется, у Медичи во Флоренции был свой botteghe. Марко Паренти, женатый на сестре Строцци, торговал шелком. А также флорентийцы Бьянки.

Те имена, которые Николас не упоминал при нем, пока ничего не значили для Феликса. Он слушал внимательно, но все же с радостью согласился проследовать за мессером Аччерито, дабы тот показал ему еще не достроенный дворец. На него огромное впечатление произвели росписи на стенах и потолках и то, что снующие повсюду писцы и секретари не обращали на это ни малейшего внимания. Николас, как оказалось, уже прощался с их гостеприимным хозяином и улыбался, показывая глубокие ямочки на щеках.

— Просто поразительно! — воскликнул он. — Герцог даже мне говорил об этом. Вы не знали, что он желал получить обученного страуса?

— Нет, — покачал головой Пигелло. — Я ничего не знал, пока не получил известия от Томмазо. Судя по всему, за этим животным пришлось посылать в Испанию.

— За птицей, — поправил Феликс, переводя взгляд с Николаса на Пигелло.

— И, похоже, доставка каким-то образом сорвалась.

— Кораблекрушение, — пояснил Николас. — И, к несчастью, последовавшие судебные иски. Но насколько мне сообщили, птица сейчас жива и здорова.

Вопрос сей, похоже, не слишком тревожил Пигелло.

— Я уверен, что мессер Строцци и мой брат посодействуют тому, чтобы этот страус все же попал в Милан. Разумеется, любая помощь, оказанная вами в этом вопросе, будет оценена очень высоко.

— Благодарю за доверие, — промолвил Николас. — Но у меня очень много других забот. И последнее, чего мне хотелось бы, это лишить мессера Томмазо заслуженного торжества Доставить страуса в Брюгге живым и невредимым, а затем вручить его герцогу Франческо как дар от герцога Филиппа — это прекрасное достижение.

Уже выйдя на виа деи Босси, Феликс пробормотал:

— Страус.

— Да? — переспросил Николас.

Он с легкостью пробирался в потной толпе, пригибаясь под навесами, а когда ему попадалась навстречу хорошенькая девушка, то задорно улыбался ей.

— Медичи слыхом не слыхивали ни о каких страусах, — заявил Феликс. — Мессер Чикко о нем тоже ничего не говорил.

— Верно, — подтвердил Николас у него из-за спины.

Он вынырнул из ближайшей лавки с тремя апельсинами и на ходу принялся жонглировать ими, отвлекая от болтовни пестрые стайки домохозяек, а также заставляя оборачиваться нарядных вельмож и торговцев, и священников, парящихся в рясах, слуг и поденщиков, разносчиков и детей.

Двое мужчин, игравшие в шахматы на балконе, воззрились вниз, когда апельсин поднялся в воздух прямо к ним, а затем упал обратно.

— Но ты же сам привез Томмазо депешу, где утверждалось, будто герцог хочет его получить?

— Да, — подтвердил Николас.

Три собаки, верно, следовали за ним, и гурьба ребятишек.

— Так значит, ты все придумал? Ты сам сочинил всю эту историю? И никто не хотел никакого страуса?

— Глупости, — парировал Николас. — Я его хочу. Томмазо хочет. Лоренцо хочет. И как только я сообщу канцелярии о его прибытии, то герцог захочет тоже. А если потом он окажется никому не нужен, мы разыграем его в лотерею, как твоего дикобраза. Мы припряжем его к водяному колесу, чтобы он съел все ведра. Мы заставим его бегать внутри Журавля. Он у нас будет осушать каналы. Винрик сможет хранить в нем свои деньги. У каждого должен быть свой страус Или апельсин. Лови!

Феликс не поймал, и апельсин упал в небольшой фонтан, обрызгав его до самого носа.

Но Феликсу было все равно.

На мгновение — надолго ли? — Клаас вновь вернулся к ним.

* * *

Но уже Николас, а не Клаас сопровождал в тот вечер Феликса в дом Просперо де Камулио де Медичи.

Поднялся теплый, но крепкий ветерок, и потому, несмотря даже на пыль, приятно было пройтись по узким улочкам, в тени навесов красных крыш и балконов, огибая крутые лесенки, заставленные горшками с яркими цветами. Стрижи вились над головой, стайками, как тучи комаров, и их далекий свист делался пронзительным и резким, когда они ныряли вниз. Дом мессера Камулио находился в южной части города, неподалеку от внутреннего обводного канала Между ним и внешним кольцом воды находились крупные церкви и постоялые дворы, построенные на берегах специально прокопанных радиальных каналов, по которым баржи могли пройти к самому сердцу города Братья Портинари поддерживали две такие церкви, и взамен получали немалую выгоду.

Торговля. Богатство. Слава. В наилучшем расположении духа и с возросшей уверенностью в себе, Феликс де Шаретти шагал по мощеным улицам рядом с Николасом, который внимательно слушал подробный рассказ Феликса о его первом занятии, состоявшемся в Кастелло с оружейником самого герцога.

Наконец они прибыли в Casa Camnlio, с гербом над входом, арками и колоннами, и небольшим внутренним двориком. Здесь, поскольку солнце палило уже не столь нещадно, Проспер де Камулио пригласил их присесть у фонтана. С ним был еще один гость. Четверо мужчин и никаких женщин. Четверо мужчин, которые ели, пили вино и приглушенными голосами говорили о деньгах.

Проспер де Камулио де Медичи, мужчина хорошо за тридцать, обладал тем стилем, который Феликс уже начал узнавать, как присущий дипломатам и политикам. Из-за жары на нем была льняная рубаха и роскошная верхняя туника, а также шелковый шарф, вышитый фиалками, несомненно, привезенный из Франции.

Вторым его спутником был генуэзец по имени Тома Адорно. Камулио и Адорно. Феликс знал, что между ними общего, ибо Николас поведал им об этом. Тома Адорно оказался низкорослым, крепким мужчиной средних лет со светлыми волосами, выбеленными левантийским солнцем. В нем не было ничего от слегка мрачной, загадочной красоты Ансельма Адорне, и все же, по словам Николаса, они были между собой в родстве.

Семейство Адорне так давно закрепилось в Брюгге, пользовалось там таким почтением и казалось столь исконно фламандским, что никто не мог бы заподозрить у них наличия иных корней. Но шесть поколений назад (опять же, по словам Николаса) после потери Акры предки торговцев Адорне были вынуждены бежать со Святой Земли. Одна ветвь семейства отправилась во Фландрию, а другая — в родную Геную. А еще задолго до этого, опытные моряки и торговцы из рыбачьей генуэзской деревушки Камольо начали расселяться по разным колониям Генуи, и среди них был некий Вивальдо де Камулио, начавший торговать тканями в Византии.