Книга Страстотерпицы - Валентина Сидоренко

– Он женат, поди!

– А как же! Четверо детей. Жена его, стерва, регулярно окна бьет. Поди, и сегодня припрется…

– А как же?

– Не боись, подруга… Ван Ваныч и вставляет… Под утро…

Подруги захохотали, едва не провалившись в очередную выбоину.

Комната, в которую вселил Зойку предприимчивый полюбовник, располагается в конце длинного деревянного барака. Узкий коридор его едва освещается засиженными мухами лампочками, у каждой двери темнеется по вязанке дров и валяется по круглому коврику из домашней дранки. Комната Зойки угловая, в конце коридора, и, глянув на ее коврик, Капитолина узнала вязку Большой Павлы. Ей захотелось погладить коврик.

– Ноги вытирай! – предупредила шепотом Зойка.

Они вошли быстро в комнату.

– Тихо! – опять предупредила Зойка. – Посиди пока вон на койке. Нет! Лучше на табуретку сядь! Да тихо ты! Корова.

Капитолина осторожно села. Табурет скрипнул под нею. В дверь тут же постучали. Подруги затаили дыхание. Стучали громко, настойчиво. Наконец заколотили в дверь ногами:

– Зойка! – кричал за дверью визгливый голос. – Открывайте. Я знаю, что он там! Двое входили!

Зойка приложила палец к губам:

– Не шевелись! – Затем разулась и на цыпочках подошла к Капитолине: – Зуевы, собаки! Ну ничего, я им устрою… Они нас в окно видели, а тебя спутали с Ван Ванычем…

– Ванька, открывай! – кричали за дверью. – Кого ты нашел! Была бы добрая баба! А эту паскуду кто только ни таскал! Весь поселок перебрала, змея!

Зойка прилегла на кровать и утерла нос головным платком.

– А ты, сука, думаешь счастья тебе привалит?! На детках моих. Их слезьми хочешь омыться? А я вам все одно жизни не дам. Я в партком пойду! К прокурору. Посажу тебя, суку… Ванька, на кого ты меняешь деток наших!

Было слышно, как в коридоре раскрывались двери комнат и стоял хохот и бабий пересуд, кто-то предложил нож принести, но обошлось звоном разбитого окна, потом истерика, а потом все стихло.

Подруги на цыпочках подошли к окну. Маленькая, сухонькая супруга Ван Ваныча маршировала вдоль окон барака, беспрестанно крича и матерясь.

– Тощая какая! – простодушно заметила Зойка. – Они злые, тощие… Как змеи! Ну, теперь держись, бабье.

Посидев чуток, Зойка в одних носках открыла дверь, вышла. Потом надела в коридоре туфли и громко, нарочито стуча каблуками, зазвенела ключами… Наконец она включила свет, и Капитолина увидела крохотную комнатенку, в которой стояла высокая кровать, убранная по-култукски бравенько, с накидашками и подзорами. Стол у окна, печка беленькая как пряник, и два стула!

Зойка открыла дверь и громко крикнула:

– Райка! Неси примус!

Высокая рыжая баба в фуфайке принесла примус и переметнула из угла в угол губ папиросу, которая еще курилась, потом встала, опершись о косяк двери.

– Деньги гони! – холодно приказала Зойка. – Всю запись гони!

Рыжая шмыгнула носом.

– Я че, виновата?! Она приперлась… Сидит и сидит… Я и так, и эдак… Мол, мне уходить надо. А тут вы… Я думала, она просто сидит!

– А я тебе просто говорю: деньги гони. У тебя запись еще с того месяца. Сколь, Раенька, я тебе добро-то делала! Отшибло память-то! Сколь я тебя выручала! Да ты эту бабу сама привела. Зависть-то жрет… Падла ты рыжая!

– Да Зоенька! Да я! Да ни в жись!

– На угол мой, что ль, позарилась? Своего мало?!

– Зо-оя! Божусь – сама пришла!

– Язык бы у тебя отсох! Бога-то не трожь! Больше под запись довеска не получишь! И гони копеечку, подруга!

Рыжая еще долго висела у косяка, но, прощения не получив, исчезла.

– Вот они у меня где! – сказала Зойка и сжала кулак. – Все под записью ходят. Жрать-то всем хочется…

Под утро Ван Ваныч заменил стекло в окне…

* * *

Капитолина с Зойкой славно зажили вдвоем. Зойка царствовала на «кирзухиной» окраине. «Я сама себе хозяйка», – заявляла она.

Капитолину она провела в магазинчик временно как разнорабочую, и они почти не расставались. Разве в те ночи, когда приходил к полюбовнице Ван Ваныч… Тогда Капитолина уходила в магазинчик, на топчан в подсобке, где писала длинные письма Семену, подробно изливая в них горькую тоску о нем…

Утрами они с Зойкой запрягали старую клячу и ехали за товаром на склады получать по накладным скудные послевоенные припасы. Главное – хлеб!

Его ждали с утра, занимая длинную очередь, в которой пересуды кипели, как щи в котле, пузырясь и булькая. Зойка была главной костью пересудов и обсуждалась особенно тщательно. Впрочем, бабы ценили ее доброту и «запись», прощая ей острый язычок, и мужей, и Ван Ваныча…

Вместе подруги быстро расторговывали хлеб, потом везли молоко на завод, мыли магазин, возвращались в барак ужинать обрезками, не тратя на еду почти ни копейки.

Первую получку Капитолина почти всю отправила Большой Павле и купила Аришке туфельки.

Аришка писала ей письма красивым, правильным почерком. И читая их, Капитолина воочию видела Култук, осеннюю тайгу, Байкал, лодки с омулем, Брагинский дворик, Сильву и ли́са… Тянуло домой… «Брошу все, уеду», – думала она, хорошо понимая, что все же зацепилась птичьим коготком за пусть окраину, но города… А там, глядишь, поступит в торговый. С Зойкой учиться будет легче… Когда-то все одно будет надо уезжать из Култука.

Главное – дождаться Сеньку! Писал Семен скупо, по-военному. Суховато излагал службу… О любви, о тоске по Капитолине – ни слова. Капитолина плакала…

По субботам они закрывали магазин пораньше и шли пешком в город. Зойка так хотела… Показаться. Туфли они несли в руках, и много пели, и смеялись. Их обгоняли такие же босые девчата в праздничных платьях и с обувью в руках.

Как только начинался асфальт, подруги обувались. Зойка клала под пятки траву – «для скрипу». И шли в город. У витрин ресторана она натягивалась в струночку и как бы равнодушно шла мимо громадных окон ресторана, чуть скосив глаза внутрь помещения.

– Ох, какой бравенький офицерик там сидел, – охала Зойка на углу. – Прямо мой. Как куколка!

Потом они ходили в парк и в промтовары и ели мороженое, и были молоды, счастливы. К вечеру Зойка делала прощальный прогул перед окнами ресторана, и они возвращались в барак.

– Вот пропишет меня Ван Ваныч, – мечтала Зойка… – Я сразу официанткой устроюсь. Я уже и к девкам там пригляделась… Ничего особенного! Я лучше! И уж офицерик мой мимо меня не пробежит…

В июне Зойка сильно побила рыжую свою соседку за донос на них… Мол, сама негласно живет, да еще кого-то поселила. А угол казенный. Заводской…

Хорошо почтальонша донос перехватила и Зойке принесла.