Книга Последние дни Нового Парижа - Чайна Мьевилль

Когда немцы запечатали город, правительство США, как и все, выразило свое возмущение. И, как и другие правительства, почувствовало облегчение. Теперь можно было не беспокоиться, что манифы – или демоны, или те и другие разом – вырвутся за пределы Парижа.

– Но это невозможно удержать в одном городе, – объясняет Сэм. – В лучшем случае можно замедлить процесс. Начали происходить всякие вещи.

Она рассказывает ему о кампаниях в Северной Африке, о затянувшихся мучениях в Тихом океане, о Европе после дождя. Но Тибо больше всего интересует, что она может рассказать о Париже. Потому что, возможно, он смотрит на происходящее со слишком близкого расстояния и чего-то не видит. «Миссия бессмысленна».

Ближайший уличный фонарь разгорается ярче, потом гаснет. На подоконник приземляется животное: крылатая обезьяна с глазами совы. Она наблюдает за ними.

Откуда-то доносится громкий треск, и обезьяна мгновенно улетает. Здание стонет, как корпус корабля.

Что-то скрипит внутри, что-то постукивает и приближается. Что-то спускается за дверью.

– Сложи бумагу, – шепчет Сэм. – Сложи ее – и что может из этого получиться?

Тук-тук-тук. Звуки по ту сторону приближаются к ним. Царапанье и медленный-медленный щелчок замка. Дверь распахивается. Внутри темнее, чем на улице.

Тибо не дышит. Из тени что-то выходит, сделав осторожный, быстрый шаг.

Очень высокое, покачивающееся существо. Трехметрового роста. Выше. Оно моргает с нечеловеческой серьезностью.

Оно стоит, как человек под гнетом тяжелого груза, раскачиваясь на двух аккуратных ногах. На уровне талии оно сделано из линий, промышленных обрезков. Наклоненный верстак, похожий на наковальню, куски каких-то машин – все это находится выше головы Тибо. Он смотрит на столб из предметов-фетишей. Рабочий стол поверх кусков двигателя, поверх спокойных человеческих ног. И с самого верха чересчур большое лицо бородатого старика глядит на мужчину и женщину с подобием любопытства. В бороде запутался паровоз размером с дубину, из трубы прямиком в щетину уходят клубы дыма. На голове у старика личинка. Какая-то длинная, яркая гусеница, сжимающая большой лист. Она извивается, и шляпа-лист трепещет – такой вот шик а-ля живая изгородь.

Случайная совокупность, скопище компонентов, соединенных вслепую. Оно стоит. Тибо смотрит на существо. Оно глядит в ответ, как глядел сквозь щели забрала много лет назад самый первый встреченный им маниф, родственник этого создания.

Щелкает камера Сэм.

– Изысканный… – шепчет она. Тибо впервые слышит в голосе девушки страх. – Изысканный труп.

Мерзкая череда резких звуков вырывает их из благоговения. Слышны крики и выстрелы. Из тьмы выбегают немецкие солдаты.

Тибо бросается за остов машины и стреляет.

За атакующими нацистами на них несется внедорожник[19], подпрыгивая на грудах щебня. Как долго эти солдаты ждали?

Тибо стреляет в них и пытается сосредоточиться, продумать, просчитать ситуацию. Врагов слишком много. Его сердце колотится. Чересчур много! Он задерживает дыхание и тянется в карман, за картой. «На этот раз, – думает он, – вовремя».

Но изысканный труп шагает в сторону дороги. Солдаты, разинув рты, стреляют. Маниф поднимает конечности, и все немецкие пули – даже те, что летели мимо цели, – разворачиваются в воздухе и мчатся прямиком к нему, врезаются в его тело с гулкими уда-рами.

Некоторые должны были угодить в Тибо.

У солдат есть сети и странные приспособления. Партизан их чувствует. Взлетает петля лассо, ловит манифа. В внедорожнике Тибо видит двоих: коренастого водителя в военной форме и священника в черном одеянии. Тибо смотрит на Сэм и видит, что она как будто молится. Он бьет своей «дубинкой», свернутым хлыстом погонщика волко-столиков, по земле.

Изысканный труп прыгает. В момент его прыжка все на этой парижской улице чувствуют себя так, словно очутились на лестничной площадке полуэтажа, где ступеньки пестрят, как змеиная шкура.

Мир резко поворачивается…

…и Тибо, Сэм и изысканный труп оказываются гораздо дальше от нацистов, чем были до этого. Наступает растерянная тишина.

Веревка все еще удерживает манифа, она тянется к механизму в безбортовом кузове внедорожника, который теперь далеко. Шкив начинает вращаться со скрипом, и трос натягивается, пытаясь подтащить изысканный труп к машине.

Маниф сопротивляется, как шаловливый жеребец. Устремляет на офицеров Рейха внимательный взгляд древних глаз. Надувает щеки и подает сигналы конечностями, хрипит себе в бороду и впивается в мостовую выступами своего машинного тела.

Прорыв, полный белизны. Грани реальности ломаются. Нацисты, оказавшиеся на неправильной стороне, теряют равновесие, и куски разломанного автомобиля падают в эту бумажную бездну.

Изысканный труп кивает, и нацисты валятся, катятся, ускользают в пропасть, словно их кто-то толкает.

Сэм бежит прочь от разрыва в ткани мира и от солдат. Тибо колеблется, внутри у него все сжимается, и все же он подходит к изысканному трупу. Осторожно касается его кончиком дубинки из кнута.

От прикосновения раздается гулкий звук, как будто он стукнул не по телу, а по полой печи. Маниф медленно поворачивается и смотрит на партизана сверху вниз глазами старика. Тибо отходит. Существо, ступая пугливо, движется следом за ним.

– Скорее! – кричит Сэм. Из-за затягивающейся дыры открывают огонь нацисты, и Тибо расправляет пижаму, превращая ее в щит, в подобие бронированного паруса, а потом бежит, и изысканный труп не отстает от него.

– Ты почувствовала, чем пахнет выхлоп этого внедорожника?

– Кровавый дым, – говорит Сэм. – Этот автомобиль больше не работает на бензине. Видимо, они его переоборудовали с помощью демонов.

– Они пытались поймать это существо, – говорит Тибо. – Как волко-столики. Они пытаются контролировать манифов! И у них почти получилось.

– Нет, с этим ничего не вышло, – возражает Сэм и с тревогой бросает взгляд назад. – Да и шансов не было.

Изысканный труп шествует позади.

Тибо размотал кнут погонщика волко-столиков и привязал к одному из металлических выступов – все-таки это не стоило называть «конечностью» – на теле манифа. Это не поводок – он не натянут, и Тибо даже не думает за него дергать, – но один конец в руке у партизана, и маниф не возражает, так что Тибо ведет за собой оживший сюрреалистический образ, как будто держа его за руку.

Наступает утро, и они оказываются посреди части города, превратившейся в пепельную равнину. На щебне тут и там стоит множество птичьих клеток. Одни пусты, в других сидят молчаливые бдительные птицы. Сломанная ширма; повсюду валяются кукольные головы, покрытые трещинами, словно раковины; похожее на маленькую девочку существо в белом платье стоит недвижно, обратив в их сторону дыру на месте лица. Они держатся от нее подальше, стараются даже не смотреть. Далеко впереди младенческое лицо размером с комнату высовывается из-под земли, словно спина кита, и глядит в небо. Оно тихонько хнычет. Сэм фотографирует.