Книга Обжигающие ласки султана - Кэрол Маринелли

Это означало, что с этого момента Алиму следовало выбирать невесту и хранить целибат, чтобы не облечь позором будущую жену. Ему не найти наслаждения, кроме тайных встреч в пустыне.

Алим поднялся; аппетита у него больше не было.

— Ты не можешь заставить меня жениться. Не можешь!

Алим никогда не кричал. Никогда. Но этим утром…

Оман не поморщился. Слово «мстительность» превосходно описывало настроение султана этим утром; его улыбка вернулась, когда он ответил на возмущение Алима:

— Я могу сделать жизнь в одиночестве адом для тебя. Ты достаточно повеселился, Алим. Пора вырасти.

* * *

Один год.

Габи шла домой по слякоти и холоду, в ярости от предложения Алима.

Но в квартире было холодно, и она вспомнила покинутое тепло и блаженство прошлой ночи.

Сейчас все уже должно бы закончиться. Габи должна была бы смириться с тем, что ее время с Алимом, хотя и восхитительное, прошло. Однако ее разум туманила надежда на большее.

Она не успела сделать чашку кофе, как позвонила Бернадетта.

— У меня назначена встреча с невестой после обеда, но сейчас опять кружится голова, и я не смогу приехать…

Габи прикрыла глаза, слушая очередное избитое оправдание Бернадетты.

— Нельзя перенести встречу на завтра? — спросила она.

Мало того что они с Алимом почти не спали, но Габи работала до полуночи, и сегодня у нее было еще много дел. Нужно было отвезти граммофон и пластинку к бабушке и дедушке невесты, а жили они неблизко. Нужно было собрать костюмы… И сотня других задач, которые останутся незамеченными, но их выполнение гарантировало, что вчерашняя свадьба останется для семьи идеальной.

— Я бы не хотела подводить потенциального клиента, — сказала Бернадетта. — Габи, у меня нет сил на споры. Это летняя свадьба в «Гранде Лючии», ты все равно сегодня туда поедешь.

— У меня нет костюма, — напомнила Габи начальнику. — Бернадетта…

Она замолкла на секунду. Она была готова отказать своей начальнице. Возразить ей. И не только благодаря предложению, которое сделал ей утром Алим, но благодаря вчерашнему разговору с ним. Она устала подчиняться приказам и знала, что заслуживала большего, чем то, как с ней обращалась Бернадетта. Но пока что Габи прикусила язык.

Следующий шаг нужно было тщательно обдумать. Поэтому Габи не стала стоять на своем, а вместо этого отряхнула юбку костюма, насколько смогла, залатала порванный шов на пиджаке и снова отправилась в «Гранде Лючию».

Фойе бурлило: к выходу катили большие бронзовые тележки, наполненные дорогими чемоданами.

— Габи!

Она обернулась и улыбнулась фотографу.

— Как прошел вчерашний вечер? — спросила она.

— Не так хорошо, как твой, — ответил он. Габи нахмурилась, и он протянул ей один из фотоаппаратов. — Я оставил его на галерее включенным, — пояснил он, — и он снимал кадры время от времени до полуночи.

Габи начала краснеть, догадываясь, что могла снять камера.

Фотограф подал ей камеру; Габи едва смогла заставить себя взглянуть на экран, боясь того, что может увидеть.

— Не совсем свадебное фото, но снимок очень красивый, — сказал фотограф.

Стыдясь очередной неловкости, Габи все же заставила себя посмотреть. И вся магия прошлой ночи вернулась к ней, в совершенстве запечатленная на фото.

Алим кружил Габи по великолепному паркету бального зала.

Снимок был прекрасен, как любое профессиональное свадебное фото. Габи могла угадать с точностью до секунды, когда была сделана фотография. Когда Алим предупредил ее, что хорошего от него ждать не стоит, и она подняла голову.

Момент был запечатлен идеально: она смотрела в глаза мужчины, а он держал ее в объятиях, нежно, но твердо.

— Хочешь, чтобы я удалил этот кадр? — уточнил фотограф.

— Нет.

— Я так и думал.

Они много раз работали вместе, и у него были контакты Габи.

— Я перешлю тебе фото.

Фотограф со всей аппаратурой удалился, а Габи заметила в одной из боковых лож Флер, которая делала заказ у горничной. Эта женщина с самого начала интриговала Габи; но теперь интерес вырос во много раз. «Наверное, одиноко быть Флер», — подумала она. И неудивительно… Но Алим не предлагал ей такую же судьбу. Его предложение было почти деловым контрактом, с ограничением по времени.

Один год.

Она повторила слова про себя с растущим восторгом.

Габи никогда ни с кем не встречалась, но от друзей знала, что многие отношения не выдерживают так долго.

Дело было только в том, как именно Алим сделал свое предложение: как будто не сомневался, что она согласится.

— Габи! — окликнула ее Аня, работавшая сегодня на ресепшн. — Ты не могла бы отойти в сторону? Наши высокие гости сейчас будут покидать отель.

— Конечно.

Мужчины в темных костюмах шли по фойе; Габи знала, что это охрана отеля. Она поняла, что вот-вот увидит султана султанов!

Сначала в фойе вышла молодая женщина с длинными густыми черными волосами в бархатном платье густого горчичного цвета и расшитых самоцветами туфельках. Она была очень красива, несмотря на то что ее глаза были спрятаны за темными очками.

А затем появился мужчина в черных одеждах с серебряной куфией; у Габи перехватило дыхание, так что легкие горели, потому что она догадалась, что это отец Алима. Он выглядел как его сын, только старше, и держал себя с той же властностью и элегантностью.

Управляющий отелем вышел попрощаться с царственными гостями. Конечно, обычно это делал владелец. Но владелец был сыном гостя… Теперь все становилось на свои места. И то, как Флер настаивала именно на этом отеле, и то, почему со стороны жениха было так мало гостей.

Очень скоро все закончилось. Процессия пересекла фойе и вышла к ожидающим их машинам, а когда последняя из них тронулась с места, Габи окинула взглядом ложи — и увидела Флер, которая сидела в одной из них, полная достоинства, с прямой спиной, ужасно, ужасно одинокая.

Габи видела, как она вынула из сумочки платок и прижала к губам на несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Для нее не было ни прощального поцелуя, ни взгляда от султана султанов в ее сторону. Никакого публичного признания от мужчины, которому она родила сына.

Однако Алим утром предложил ей совсем не это, напомнила себе Габи.

Один год ее жизни. До прошлой ночи у нее не было никакой личной жизни. Только работа, работа и еще раз работа. Которую она любила, конечно. Но в течение года у нее может быть и то и другое.

А что потом?

Флер прошла к лифтам; впервые Габи увидела, как эта всегда полная достоинства женщина сутулится. Словно в бессилии.