Книга День, который не изменить - Борис Батыршин

Вообще-то Мишка прав, подумал он. До чего не хочется драпать вот так, тайком» Они через час будут сидеть дома, пить чай, рассматривать записи, а здесь люди кровью умываются? Противно, прав мишка…

Стоп, оборвал он себя. Да стоп же! Всё это уже БЫЛО — и произошло больше двухсот лет назад. Они при всём желании, не могут ничего изменить, да и нельзя вмешиваться…

Но ведь они уже вмешались? Вот и разбирайся теперь…

На чердаке любом случае больше делать нечего — осталось упаковать ноутбук и прочее барахло в вещмешок и слезать. Лестница предательски скрипела, Витька то и дело испуганно замирал — сейчас услышат, подойдёт, спросят: «а что это вы, молодые люди, делаете на режимном объекте?»

Но окружающим было не до них. Раненые всё прибывали, и во дворе разъездного госпиталя творилось настоящее столпотворение. Всюду бегали ополченцы и санитары: кто с носилками, кто с ведрами, полными воды, кто с охапками окровавленного тряпья. Суетился, отдавая распоряжения, полный человек в пенсне и кожаном фартуке поверх форменного сюртука — военный лекарь. Рукава его рубахи закатаны выше локтей; фартук, руки густо заляпаны красным. Одуряюще, резко пахло свежей кровью, болью, человеческим страданием. Витькины ноги вдруг сделались ватными, подкосились, к горлу подкатила тошнота. Он пошатнулся, но устоял — не хватало ещё хлопнуться в обморок на глазах у предков!

Навстречу бодро рысили трое ратников, катя перед собой тележки с ранеными. Ребята посторонились.

— Всё, Мих, не могу больше, мутит… — с трудом выдавил из себя Витька. — Пошли, колодец разыщем…

Колодец нашёлся в глубине двора, за аптекарской повозкой со снятыми передним колёсами. Возле него толпились люди — санитары, ратники ополчения с вёдрами и манерками Ребята выпросили у обозного солдата ведро и наполнили бутыль. Колодезная вода оказалась ледяной, и от неё сразу заломило зубы.

Рядом с колодцем, на коновязи, на кучах прелой соломы ожидали перевязки десятка полтора легкораненых, из числа тех, что пришёл своими ногами. Возле одного из них, рослого драгуна с разбитым лицом, валялось в пыли ружьё.

Мишка, увидав бесхозный ствол, оживился:

— Это ваше, дяденька? Можно посмотреть?

«Нашёл время!» — хотел одёрнуть Витька, но не стал. Они столько времени провели здесь, а до сих пор в руках не держали ни мушкета, ни сабли, ни даже завалящего тесака. Куда это годится?

А Мишка, похоже, обо всём забыл: вкак глаза разгорелись! Ружьё ему…

— Не, не моё. — поморщился драгун. — Мы его заместо носилок приспособили: намотали шинелишку и понесли товарища нашего. Не донесли, кончился — в живот был пораненый, картечью. Так-то мучился… А ружьецо это — хранцузский мушкетон. Видишь, погон слева, штоб на перевязь цеплять? Кавалеристы ихние с таким ездят. Только негодящий он, ложа пулей стукнута. Кому такая дрянь нужна?

Драгун сильно шепелявил разбитыми губами, то и дело сплёвывая в пыль кровавой слюной. Мишка поднял мушкетон и повертел в руках. Раза в два короче егерских ружей; на ложе сбоку привинчена длинная железная скоба — то самый «погон». Приклад и правда, расщеплен вдоль, изрядный кусок дерева напрочь вырван пулей. Интересно, спасло это владельца? Крови на ложе не видно…

— Если вам не нужно, можно я его себе возьму?

— Да бери, — великодушно разрешил драгун. — мне этого барахла не жалко!

И расхохотался, широко разевая щербатый рот. Другие раненые ему вторили.

Мишка подобострастно хихикнул. Ну и что, пускай разбит! Зато настоящий антиквариат, вещественное доказательство их приключений.

Драгун отсмеялся и принялся показывать, как обращаться с подарком:

— Во, гляди-кось, малец — энто ружейный замок хранцузской батарейной системы. Умеют они, нехристи, военную справу мастерить. Это, значить, курок. Сюды кремень ввинчен…

Он с натугой оттянул пальцем стальной молоточек. Тот встал на стопор со звонким щелчком.

— И что, теперь можно стрелять?

Мишка уже забыл обидный смех и заворожённо глядел на смертоносную игрушку. Он помнил, как ополченец-брадобрей сетовал на ружейную премудрость и старался запомнить каждое движение.

— Стреля-я-ть! Экой ты торопливый! Сначала, следовает открыть полку, вот эдак, — он откинул вперёд блестящую металлическую крышку замка, — потом сдуть, а там уже скуси патрон…

Мишка не понял:

— «Скуси патрон» — это как? Разве патрон укусишь, он же из металла?

Драгун привстал и потянулся к патронной сумке на широченном белом кожаном ремне, висящей на жердине. Порылся, достал скрученный из жёлтой бумаги цилиндрик длиной в полтора пальца.

— Вот он, патрон! Порох и пуля в гумагу завёрнуты, а гумага та салом пропитана, от сырости. А скусывать — энто чтобы пороху натрусить на полку. Затравка называется. Её искра от кремня зажигает, а от того ужо и заряд в стволе выстрел даёт. Пороху на затравку потребно самую малость…

Драгун сунул бумажный патрон в рот и скривился от боли — забыл про выбитые зубы.

— Брось, Федос! — недовольно буркнул другой раненый, судя по мундиру, артиллерист. Правая его нога, распухшая, как бревно, была аккуратно обложена дощечками и замотана лыком. — Не настрелялся, што ль? Кавалерия, одно слово! Неосновательный вы народ, несурьёзный!

— Зато вы, пушкари, сурьёзный, хоть святых выноси! — не остался в долгу драгун. — Жалко тебе? Пущай малец воинскому делу обучится, наука на вороту не виснет. На его век войн, небось, хватит.

Артиллерист пожал плечами и отвернулся. Драгун, кривясь от боли, кое-как отодрал уцелевшими зубами бумажную закрутку:

— Значит, скуси патрон, натруси затравку, полку закрой. Теперя порох надоть сыпать в ствол, да смотри — патрон-то в пальцах разомни, чтобы всё, до крупинки высыпалось! Потом гумагу с пулей в дуло, и шомполом — вот он, под стволом пристроен! — прибиваешь. Да смотри, лёгко, а то зёрна пороховые в мякоть подавишь, выстрела доброго не будет. Фукнет, зашипит, и всё!

Объяснения он сопровождал наглядными действиями: щелкал крышкой полки, ставил оружие вертикально на разбитый приклад, прибивал пулю. Закончив, засунул шомпол на место и протянул заряженный мушкетон Мишке.

Тот с опаской взял смертоносную штуковину.

— И что, можно стрелять?

— Нет, ишшо рано, — покачал головой драгун. — Курок стоит на полувзводе, кремень искры не даст. Надо оттянуть до упора, а как встанет на полный взвод — вот тогда жми собачку, пали. Тока не здесь, баловство это, верно пушкарь говорит. Отойдёшь подальше, там стреляй вволю!

— Только смотри, не угоди в кого, — прогудел, не оборачиваясь, пушкарь. — И без ваших забав крови сколько пролилось, и ещё прольётся.

— Да, конечно, я осторожно! — заверил Мишка. — Мы пойдём тогда, стрельнём, а вы выздоравливайте, Бог вам в помощь!

Ребята засобирались — и правда, пора было и честь знать. Витька распрощался с ранеными и пошёл прочь от коновязи, а Мишка, воровато оглянувшись, спросил щербатого драгуна: