Книга Серый кардинал - Дик Фрэнсис

— Я говорил Джорджу, что Ушер Рудд может привязаться к нему, надеясь что-нибудь раскопать. Этот парень не всегда выглядит одинаково. Красный костюм и бейсболка — что-то новое.

— Ушер Рудд необычное имя.

— Вообще-то он Бобби Рудд, вечная угроза, — засмеялся активист. Его мать носила имя Грейс Ушер до того, как вышла замуж за Рудда. Семья Руддов имеет несколько ремонтных мастерских, где занимаются всем: от велосипедов до комбайнов. Но чинить машины молодому Бобби не по вкусу. Он называет себя журналистом-расследователем. Я бы сказал, он скорее «разгребатель грязи».

— Вчера вечером он был на обеде? — неуверенно спросил я.

— На большом сборище в «Спящем драконе»? Определенно, он должен был быть там. Он пришел в ярость, что выстрел и все такое случилось слишком поздно, чтобы попасть в сегодняшнюю «Газету». У «Газеты» только двадцать четыре страницы, главным образом объявления, спортивные результаты, местные новости и пересказ событий в мире. Все покупают ее ради грязи, которую раскапывает Рудд. Мальчишкой он был скверным, вечно подглядывавшим ребенком.

То и дело совал свой сопливый нос в окна к людям. И со временем не стал лучше. Если вы хотите заняться сексом с викарием, не делайте этого в Куиндле.

— Спасибо за совет, — сухо поблагодарил я.

— Берегитесь Бобби Рудда, вот и все, — засмеялся активист-советчик.

Оставив электризующего избирателей отца, окруженного толпой, пожиравшей его глазами и слушавшей такими же жадными ушами, я медленно обошел собравшихся, чтобы защищать его со спины. Плохой я телохранитель своему родителю, с осуждением подумал я, если оставил его открытым для повторных пуль и других выпадов.

Я, как умел, старался сделать вид, будто брожу без цели. Но явно провалился, потому что Ушер Рудд тоже вроде бы как без задней мысли подошел и встал, словно случайно, рядом со мной. Его бейсболка рекламировала роскошные спортивные товары так же, как и его ботинки и все, что он носил между шеей и лодыжками. Мягкий свободный розовато-алый костюм для тренировок из похожей на нейлон ткани не только не прятал худобу его тела, но, напротив, создавал впечатление, будто движение рук и ног определяет система искусственных шарниров. Я, в джинсах и футболке, выглядел почти незаметным в своей ординарности.

— Привет, — бросил он. — Где боевой транспорт Джулиарда?

— Мы приехали на другой машине, — озадаченный, ответил я.

— Я Ушер Рудд.

Выговор типично дорсетский, без всяких современных веяний, манеры уверенные до наглости. Тусклые голубые глаза, песочного цвета ресницы, сухая веснушчатая кожа. Пакостность мальчишки, который заглядывает в окна, плавала все еще так близко к поверхности, что я тотчас почувствовал себя старше своих лет.

— Как вас зовут? — требовательно спросил он, когда я в свою очередь не представился.

— Бенедикт, — сказал я.

— Бен, — он кивнул, словно подтверждая мое признание. — Бен Джулиард.

— Верно.

— Сколько вам лет? — Он говорил резко, точно имел право получать информацию.

— Семнадцать, — без обиды ответил я. — А вам сколько?

— Не ваше дело.

Я посмотрел на него с недоумением, которое по крайней мере наполовину было искренним. Почему он думает, что может задавать вопросы, на которые сам не стал бы отвечать? Мне еще многому надо учиться, как говорил отец. Но я инстинктивно невзлюбил парня в красном костюме.

Прямо за моей спиной отец отвечал на разного рода вопросы. И это правильно. Он и должен отвечать. Какие у вас взгляды на образование, на внешнюю политику, на налоги, на разъединение королевства, на неспособность епископов соблюдать десять заповедей? Не надо ли дать грехам современное определение? Моисей устарел.

Отец определенно жил по десяти заповедям, а не по принципу «что я буду с этого иметь?», и ответил с юмором:

— Есть способы отправить Моисея на пенсию, если вы хотите, чтобы сосед возжелал вашего быка и осла, унес вашу жену и газонокосилку...

Конец предложения потонул в хохоте и одобрительных криках. А отец еще больше пятнадцати минут очаровывал их, кормил питательным супом с политической лапшой. Без микрофона и подсветки устроил представление, которого они никогда не забудут. Всю жизнь люди будут напоминать мне, «я слышал, как твой отец говорил в Куиндле», точно это было откровением в их существовании. И я считаю, дело не в том, что он говорил. Потрясало его честное, веселое, полное жизни выступление.

Снова финальные аплодисменты. Ушер Рудд коротко бросил:

— День рождения?

— Что?

— Ваш день рождения?

— Да, — ответил я.

— Что да?

— Да, у меня есть день рождения.

Он решил, что я слабоумный.

— Как зовут вашу мать? — продолжал он допрос.

— Сара.

— Фамилия?

— Да. Она умерла.

Выражение лица у него изменилось. Взгляд стал задумчивым. Он увидел «Дневник Куиндла», который я держал свернутым в трубку, и, как я заметил, понял причину тупости моих ответов.

— Бетьюн этого заслуживает, — резко гавкнул он.

— Я ничего о нем не знаю.

— Тогда читайте мою колонку.

— Все равно...

— У каждого есть свои секреты, — с удовольствием объявил Ушер Рудд.

— Я только нахожу их. Мне это нравится. Люди заслуживают этого.

— Публика имеет право знать? — спросил я.

— Конечно, имеет. Если кто-то собирается создавать имя нас законы и управлять нашей жизнью, ему не стоит распутничать и заниматься на стороне грязным сексом. Разве не так?

— Никогда не думал об этом.

— Если старина Джордж прячет грязные секреты, я найду их. Как зовут вашу мать?

— Сара. Она умерла.

Он стрельнул в меня злым, враждебным взглядом.

— Я уверен, что вы делаете работу хорошего детектива, — монотонно проговорил я. — Имя моей матери было Сара Джулиард. Замужем. Умерла. Очень печально.

— Я все раскопаю.

— Будьте моим гостем.

Отец высвободился из толпы избирателей-энтузиастов, обступавших его, и, сказав, что готов к встрече за ленчем, повернулся ко мне. Активисты партии потянулись к пабу.

— Это, — объявил я, показывая на обладателя алого тренировочного костюма, рекламных туфель и бейсболки, — Ушер Рудд.

— Очень приятно познакомиться, — проговорил отец, собираясь автоматически пожать руку. — Вы работаете для партии... м-м... Ушер?

— Он пишет для газет, — поправил я и развернул «Дневник Куиндла», чтобы отец увидел первую страницу. — Это написал он. Он хочет, чтобы я сказал ему имя моей матери.