Книга Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский

– На «Саратове», во второй эскадре.

– А адмирал Спиридов держал свой флаг на «Евстафии»?

– Да, на «Евстафии».

– Наших в Архипелаге много было?

– Много: Калугин, Гагарин, Толбузин, Тимка Лавров. Тимка погиб при взрыве «Евстафия», слыхал?

– Слыхал. Жалко парня! А теперь ты откуда?

– Из Ливорно. А ты?

– А я завтра в Ливорно. На «Северном орле».

– Вот это здорово!

Друзья рассмеялись.

– Увидишь Италию. Чудесная страна. Какой воздух! Какие женщины!

Ушаков поморщился. После измены Любушки он не хотел думать ни об одной женщине, старался не замечать их.

– Да я вижу, ты все такой же схимник, каким и был. А вообще итальянцы – народ интересный, живой.

– Каждый интересен по-своему, – заметил Федор Федорович.

– Ты Павлушу Пустошкина встречал? Где он?

– Я с ним служил на юге. Он и теперь там, на Черном море.

– Каково плавать на Черном?

– Море глубокое, бурливое, своенравное, но плавать можно. А берега Тавриды красивые. Я думаю, не хуже твоей Италии! Скажи, а как адмирал Спиридов?

– Все такой же: строг, но справедлив. Матросы его обожают. Правда, Григорий Андреевич о них сильно заботится.

– Правильно делает!

– Я, Феденька, вот за что особенно уважаю адмирала Спиридова: он вроде нашего Николая Гавриловича Курганова – за русского человека горой. Это не кто-либо там, что потолчется неделю-другую в Англии, а потом от своих нос воротит!

– Гаврюша, расскажи про Хиос и Чесму. Как было?

– Было так. Мы искали в Архипелаге турецкий флот. Накануне Ивана Купалы подошли к проливу у острова Хиос. Видим – стоят на якоре шестнадцать линейных кораблей. Можешь представить: шестнадцать, а у нас всего-навсего девять!

– Трудновато. Ну и со скольких кабельтовых открыли огонь?

– Какие там кабельтовы! Сошлись на пистолетный выстрел.

– Ай да Спиридов! – вырвалось у Ушакова. – Он чем командовал, авангардом?

– Да. А мы – в арьергарде.

– Так-так. Значит, Спиридов в авангарде, – повторил, думая о чем-то своем, Ушаков. – Как царь Петр при Гангуте. И как же дрались? – продолжал расспрашивать он. – Турки вышли из пролива, и вы вели бой по всем правилам – на параллельных курсах?

– Какое там! Спиридов так внезапно атаковал турок, что они не успели сняться с якоря. Остались в двух линиях. И потому у них могла вести огонь лишь одна передняя линия – десять кораблей.

– Ах, Григорий Андреевич, молодец: как сообразил! – восхищался Ушаков.

– А мы шли в ордере колонны. Спиридов ударил сразу по флагману.

– Так-так, по голове!

– Все наши суда дрались отчаянно. Матросы и офицеры не щадили себя. Знаешь, когда «Евстафий» сцепился с флагманским «Реал-Мустафа», один наш матрос бросился к турецкому корабельному флагу. Добежал, уже протянул руку – ее прострелили. Он схватился за флаг левой – турок проткнул руку ятаганом. Тогда матрос вцепился зубами в турецкий флаг и погиб, но не выпустил его.

– А флаг?

– Флаг наши отбили. Принесли адмиралу Спиридову. Ты бы знал, как держался он сам! Спиридов отдал приказ: «Музыке играть до последнего!» И вот представь: гром орудий, треск рангоута, крики людей – и музыка. А сам Григорий Андреевич со шпагой в руке ходит по шканцам.

– Герой!

– Ну и расколошматили басурманов. Турки – тягу. Укрылись в Чесменской бухте. Тут мы их и прикончили: кто взлетел на воздух, кто сгорел, кто потонул. Вот картина была – век не забуду! И ни один турецкий вымпел не ушел из бухты.

– Поистине великолепная виктория! – сказал Ушаков. – Эх, жалко – некогда ни посидеть, ни поговорить толком! Надо торопиться: завтра снимаемся с якоря, а дел еще много. Придется идти. Всего хорошего, Гаврюша!

– Тебе счастливого плавания!

Друзья простились.

Ушаков шел под впечатлением рассказов Голенкина о славных архипелажских победах.

«Вот над чем надо хорошо поразмыслить! Такого даже у Курганова не вычитаешь, не то что у Госта», – думал он.

XV

Ушаков вышел из Адмиралтейств-коллегии и медленно направился к пристани. Он был так озадачен, что шел не замечая прохожих, – Федор Федорович только что получил новое назначение.

За последние пять лет Адмиралтейств-коллегия несколько раз перебрасывала его с места на место, словно проверяла: выдержит ли капитан-лейтенант Федор Ушаков?

Ушаков все выдерживал.

Около трех лет он плавал в Средиземном море, доходил до самого Константинополя. Вернулся из-за границы – послали к шведским шхерам осматривать стоявшие там суда. Выполнил это поручение – назначили командиром корабля «Георгий Победоносец». Не успел обжиться на корабле и привести его по-своему в порядок – новое назначение. В Рыбинске чуть не зазимовал караван с дубовым лесом для постройки фрегатов. Надо было успеть доставить караван, пока не кончилась навигация. Послали его. Благополучно привел караван, вернулся снова в Кронштадт командовать кораблем, а вчера срочно вызвали в Адмиралтейств-коллегию.

Стало быть, где труднее, туда Ушакова? Что ж, он работы не боится!

Какое еще дело поручат ему?

Ушакова принял сам вице-президент Адмиралтейств-коллегии граф Иван Григорьевич Чернышев. Это был сухопутный моряк, не интересовавшийся морским делом, но ловкий, льстивый придворный кавалер, большой барин и богач.

Секретарь, провожавший капитан-лейтенанта к графу, что-то шептал ему на ходу о каком-то счастье, но Ушаков так и не понял, в чем дело.

Он вошел к графу.

Просторный кабинет вице-президента Адмиралтейств-коллегии был устлан роскошным ковром с вытканными на нем полевыми цветами. Одна стена кабинета была стеклянная. За ней в больших красивых кадках стояли деревья, на которых порхали и пели птицы.

Граф был одет в голубой польский полукафтан с желтыми отворотами. Шаровары вправлены в желтые сафьяновые сапожки. Чернышев сидел на пне. Второй пень, побольше, стоял перед ним и, по всей вероятности, изображал письменный стол: на пне лежали бумаги.

«Быть ему лесником, а не моряком!» – подумал Ушаков.

Граф Чернышев принял капитан-лейтенанта Федора Ушакова весьма любезно. Хвалил за расторопность. Сказал, что Адмиралтейств-коллегия ценит его, следит за его успехами по службе и потому считает достойным занять важный пост командира императорской яхты «Счастье».

Граф тут же предупредил кое о чем нового капитана.

Императрица хочет чувствовать себя на яхте свободно – только пассажиром, а потому никакими рапортами ей не докучать.