Книга Эхнатон, живущий в правде - Нагиб Махфуз

Тей и Мутнеджмет рассердились и обвинили ее в отступничестве.

В это время нас пригласили во дворец фараона на праздник Хеб-Седа в честь тридцатилетия его правления[24]. Наши дочери попали во дворец впервые, и по повелению судьбы Нефертити завоевала любовь царевича. Все остальное произошло очень быстро. Мы и опомниться не успели, как Эхнатон и Нефертити стали мужем и женой. После этого верховный жрец Амона вызвал меня снова. Представ перед ним на этот раз, я почувствовал, что он видит во мне возможного врага.

— Эйе, ты стал членом царской семьи. — Судя по тону жреца, его одолевали дурные предчувствия.

— Я из тех людей, которые никогда не отступают от своего долга.

— Только время показывает истинную ценность людей — холодно ответил он.

Жрец попросил меня устроить ему встречу с Нефертити. Перед этой встречей я поговорил с дочерью и дал ей совет. Впрочем, надо сказать, что в советах Нефертити не нуждалась; собственная мудрость помогала ей лучше, чем любой совет. Она непринужденно отвечала на вопросы верховного жреца, не выдавая секретов и не беря на себя никаких обязательств. Я думаю, что именно после этой встречи возникло враждебное отношение жрецов к моей дочери.

— Отец, — по возвращении доложила она, — с виду все выглядело вполне невинно, но на самом деле между нами началась необъявленная война. Жрец утверждает, что заботится о благе империи, а в действительности боится за свою долю богатств, стекающихся в храм. Он — злой и коварный человек.

Когда между фараоном и его сыном возникла ссора, царь вызвал меня и сказал:

— Думаю, мы должны отправить царевича в путешествие по империи. Он нуждается в опыте; пусть больше узнает о жизни и своем народе. — В то время царь услаждал остаток своих дней с молодой женой, годившейся ему во внучки — Тадухипой, дочерью Тушратты, царя Митанни[25].

— Это хорошая мысль, мой государь, — искренне ответил я.

Вскоре Эхнатон покинул Фивы в сопровождении свиты, состоявшей из самых знатных молодых людей страны. В это памятное путешествие отправили и меня. Провинциалы ожидали увидеть мощное, непобедимое существо, могучего верховного бога, смотрящего на них сверху вниз. Однако наследник престола скромно здоровался с ними, прогуливаясь в общественных садах и на возделываемых участках земли. Созывал жрецов и теологов и устраивал с ними религиозные диспуты. «Как можно почитать кровожадных богов, требующих, чтобы им приносили в жертву человеческие души?» — спрашивал Эхнатон. Он рассказывал им о своем Боге, единственном создателе вселенной. Говорил, что этот Бог любит все свои создания без исключения, желает им мира и радости; что любовь — это всеобщий закон, мир — конечная цель, а радость — благодарность, выражаемая создателю. Где бы ни побывал Эхнатон, он всюду оставлял за собой сумятицу, беспорядки и волнения. Я не на шутку встревожился.

— Мой дорогой царевич, — сказал я, — ты подрываешь устои империи.

Он засмеялся.

— Учитель, ты когда-нибудь поверишь в мою правоту?

— Ты отказываешься от религии наших предков, религии, которую мы учили почитать и уважать. Равенство… любовь… мир… Для подданных это означает только одно: призыв к мятежам и восстаниям.

Эхнатон немного подумал, а потом спросил:

— Почему такие мудрые люди, как ты, упорно верят во зло?

— Мы верим в реальность.

— Учитель, — с улыбкой промолвил он, — я всегда буду жить в правде.

Но посетить все концы страны, как было задумано, мы не успели; гонец, прибывший из дворца, принес нам весть о смерти великого фараона.

Эйе пересказал подробности их возвращения в Фивы, пышной погребальной церемонии и возведения царевича на египетский трон.

Эхнатон стал царем Аменхотепом IV, а его жена Нефертити — великой царицей. По обычаю новый фараон унаследовал отцовский гарем. Эхнатон хорошо обращался с его обитательницами, но воздерживался от наслаждении, которые они ему предлагали.

Потом Эйе рассказал мне, как Эхнатон вызвал всех знатных людей страны и убедил их присоединиться к его религии. Своих ближайших помощников он выбрал из числа тех, кто заявил о своей вере в Единственного и Единосущего. Командующим армией был назначен Мей, Хоремхеб стал начальником полиции, а Эйе занял пост советника фараона.

— Ты услышишь разные мнения о том, почему мы приняли веру Эхнатона, — сказал мне Эйе. — Но никто не знает, что таится в человеческом сердце. — Поняв, что именно это мне и хочется знать, он промолвил: — Я поверил в нового бога как в высшее существо, которому будут поклоняться наряду с другими божествами. Но при этом считал что каждый должен иметь право почитать любого бога по собственному выбору.

Эхнатон продолжил распространять свою веру по всей стране, снизил налоги и запретил наказания.

— Государь, — говорил ему Эйе, — если чиновники перестанут бояться наказаний, они начнут брать взятки и сделают бедняков своими несчастными жертвами.

Царь пожимал плечами и решительно отвечал:

— Эйе, ты все еще колеблешься; твоя вера недостаточно крепка. Скоро ты увидишь, какие чудеса может совершать любовь. Мой Бог никогда не разочарует меня. — Тем временем отношения нового царя со жрецами Амона накалились до такой степени, что Эхнатон решил построить новый город и перенести в него столицу.

Так мы переехали в Ахетатон, город несравненной красоты. По прибытии мы провели первую службу в великолепном храме, который был возведен в центре города. Нефертити играла на мандолине. Подобная драгоценному камню, она сияла юностью и красотой и пела:

О Любимый Бог, Единственный Создатель, Ты наполняешь вселенную своей красотой. Нет любви более великой, чем твоя.

Каждый прошедший день казался чудесным сном, наполненным счастьем и любовью. В наших душах быстро распускались цветы новой религии. Но царь не забывал о своей миссии. Во имя любви и мира фараон вел самую ожесточенную войну, которую доводилось видеть Египту. Он повелел закрыть все храмы, конфисковать статуи богов и стереть их имена с памятников. Именно тогда он сменил имя на Эхнатон. Потом он ездил по стране, распространяя свою веру. Люди встречали его с поразительной любовью и радостью. Раньше они слышали о фараонах, но никогда не видели их; образы Эхнатона и Нефертити, появлявшихся на публичных сборищах, навсегда запечатлелись в их памяти.

Но сон длился недолго. Вскоре стали собираться мрачные тучи; сначала это происходило медленно, но затем разверзлись хляби небесные. Сначала умерла вторая дочь фараона Макетатон, самая красивая и любимая из его детей[26]. Эхнатон был охвачен горем и пролил по ней больше слез, чем в детстве когда он оплакивал смерть брата Тутмоса.