Книга Диана де Пуатье - Филипп Эрланже

Это было абсолютной бессмыслицей. Диана и ее сестра Анна, которые уже давно были замужем, вышли из того возраста, когда можно было подвергнуться насилию такого рода. Младшая, Франсуаза, была еще слишком мала: в то время, когда рассматривали дело ее отца, ей должно было исполниться всего лишь десять лет. В конце концов все пресытились бесконечным повторением одного и того же; прошло сорок лет.

Тогда протестант Ренье де Ла Планш, автор труда «Французское государство при Франциске I», возжелал заклеймить позором ту, которая была смертельным врагом его собратьев по вере. Он написал:

«В таком юном возрасте Диана заплатила невинностью за жизнь своего отца, господина де Сен-Валье».

Это предположение опровергало версию, высказанную в «Журнале Парижского Горожанина», но имело под собой не больше оснований. В 1524 году так называемая жертва, девять лет тому назад соединившаяся в браке с господином де Брезе, была матерью двух дочерей.

Брантом, будучи не слишком требовательным к достоверности фактов, с радостью ухватился за эту тему и развил ее на свой лад:

«Я слышал, что один знатный господин, которому по приговору должны были отрубить голову, когда он уже стоял на эшафоте, был помилован, и все благодаря его красавице-дочери; уже спускаясь с эшафота, он не придумал ничего лучше, чем как сказать: "Боже, сохрани з…цу моей дочери, которая спасла мне жизнь"».37

Позже Соваль с огромным удовольствием включил этот анекдот в свою книгу «Любовные похождения королей Франции».

С другой стороны, современники Брантома не обратили на это никакого внимания. К ним можно отнести таких авторов, как Арну ле Феррона и Бельфоре, который, допуская по обыкновению массу ошибок, объяснил вполне вразумительно:

«Ничто еще не приводило короля в такое смятение, как слезы и мольбы Дианы де Пуатье, единственной дочери (нет!) того самого господина де Сен-Валье, которая воспитывалась то у матери короля (нет!), то у королевы Клод и так хорошо постаралась, что король даровал свою милость отцу, даровав ее и дочери, которая могла бы последовать за ним в мир иной от горя, что принесла бы ей его возможная гибель».38

Но в то время, когда Бурбоны совершенно не стремились восхвалять Валуа, Мезере39 начал все снова:

«Ходили слухи, что король даровал ему ее (милость Сен-Валье) после того, как лишил его четырнадцатилетнюю дочь Диану (ей было двадцать четыре года) самого дорогого: небольшая цена для того, кто ценит честь меньше жизни».

Честность заставила Мишо возразить:

«Утверждение историка Мезере и его последователей о том, что Диана разжалобила короля, и он помиловал приговоренного к смерти господина Сен-Валье… а также о том, что она пожертвовала ради этой милости своей честью, совершенно беспочвенно. За всю свою жизнь Великий Сенешаль не смог бы ни разу упрекнуть супругу в недостойном поведении».40

Уже у Гальяра можно найти такие строки:

«Я никогда не считал Диану де Пуатье одной из любовниц Франциска I, но ей упорно приписывали любовную связь не только с сыном, но и, ранее, с отцом; это клевета протестантов, которые подвергались с ее стороны слишком упорным гонениям и постарались выставить ее в как можно более неприглядном свете».41

«Кажется, — осторожно высказал свое мнение Дрё дю Радье, — что у Людовика де Брезе в течение всей жизни не было причин жаловаться на неверность Дианы».42 Высказывание Паскье, разделившего его точку зрения, в то же время явило свету новую легенду:

«Страх смерти вызвал у этого несчастного господина такую лихорадку, что спустя несколько дней он скончался, отсюда и пошло выражение «лихорадка Сен-Валье».43

(После эпизода с казнью он прожил еще пятнадцать лет).

Романтики ни в коем случае не могли пройти мимо такого красочного происшествия, будь оно фактом или выдумкой. Виктор Гюго облагородил сплетни Ла Планша, Брантома и Мезере, показав Сен-Валье белобородым старцем (ему было сорок восемь лет), обвиняющим отвратительного, наделенного чертами античного Приапа Франциска I в том, что он «запятнал, растоптал доброе имя Дианы де Пуатье, графини де Брезе, опозорил, обесчестил, погубил ее».44

Анри Мартен посчитал, что причина жертвы этой Ифигении крылась в другом: «Именно Брезе, — написал он, — раскрыл заговор. Госпожа де Брезе, прекрасная, блестящая и ловкая Диана де Пуатье, знала, как сделать эту услугу особо ценной в глазах короля и, без сомнения, использовала другие, еще более эффективные средства».

Против обыкновения, Мишле высказался очень осмотрительно, впрочем, не отступая от сюжета этой милой истории:

«Говорили о том… и это, кстати, вполне вероятно, что знатная дама двадцати пяти лет, очень известная и не менее привлекательная, обладающая мужским умом, пошла прямо к королю и совершила с ним сделку. Спасая своего отца, она в то же время уладила свои личные дела, получила солидный куш и политически удобное положение подруги короля. Об этой дружбе свидетельствует целый том писем».

Ученый Гиффре, редактор и комментатор переписки Дианы, без труда доказал бессодержательность этих плохо согласующихся друг с другом доводов. Аргументы, которые он приводит как психолог, значимы не менее, чем его научные наблюдения.

Вспомнив о всем известном характере короля-рыцаря, нельзя было дальше утверждать, что между ним и графиней была заключена постыдная сделка. К тому же и Брезе не стал бы закрывать глаза на неверность жены. Не его ли отец убил изменившую ему супругу несмотря на то, что она была узаконенной дочерью короля? Можно ли после этого представить, как этот суровый старец продолжает служить королю и поддерживает с женой спокойные сердечные отношения, о чем можно судить по его переписке? Наконец, если бы супруга Великого Сенешаля действительно пожертвовала своей добродетелью, неужели она не смогла бы выторговать для Сен-Валье что-нибудь получше пожизненного заключения и конфискации всего имущества?