Книга Властелины моря - Джон Хейл

Он умело подвел совет к мысли о том, что варваров надо «по возможности опередить». В результате уже ранней весной альянс предпринял первую свою военную акцию – снарядил экспедицию, долженствующую запереть персидскую армию в узком горном ущелье Темпы, в Фессалии. Отряд спартанцев возглавил некий Эвенет. Фемистокл в такой же примерно роли повел колонну афинян. Этим десяти тысячам воинов, направляющимся на север, предстояло обновить новорожденный флот триер. Но уже через несколько дней после прибытия в Фессалию Эвенет и Фемистокл обнаружили, что в распоряжении персов имеется несколько горных проходов и перекрыть все у греков не хватит сил. Обескуражило и то, что Ксеркс, оказывается, еще не пересек границ Европы и в Фессалии, возможно, окажется лишь через несколько месяцев. Так что Темпы пришлось оставить. Греки поднялись на борт и поплыли домой.

Потерпев неудачу своего плана, Фемистокл вернулся в Истм, где вновь приступил к работе в совете. Был выработан новый план обороны центральной Греции. Предлагалось с появлением персов разделить свои силы надвое. Армия запрет противника в узком проходе Фермопилы («Горячие Ворота»), а флот встретит вражескую армаду в проливах у мыса Артемисий. Фемистокла этот план вполне устраивал. А поскольку противник был еще очень далеко, он и слова не сказал, столкнувшись с нежеланием союзников вновь посылать свои войска и корабли на север.

Ну а Ксеркс, где он находился? Пока афиняне и другие греки возвращались несолоно хлебавши из Фессалии домой, персы все еще топтались у границ Европы. Их предводитель устраивал смотры своим судам на азиатском берегу Геллеспонта. Увеселения и лодочные гонки – приятное времяпрепровождение, пока армия готовится к переходу через два новых понтонных моста. Но царя ждала неожиданная беда. Не успел никто и шага ступить по мосту, как мощный шторм оборвал крепкие тросы, и мостовые опоры рухнули в воду. Разгневанный царь велел обезглавить смотрителей работ и приказал высечь непослушные воды Геллеспонта. После того как новая команда строителей в рекордно короткие сроки восстановила мост, Ксеркс в окружении приближенных величественно ступил на европейский берег. Всей же армии потребовался месяц, чтобы перейти из Азии в Европу.

В то время как воинство продвигалось по пересеченной местности за Геллеспонтом, корабли дрейфовали вдоль берега в сторону горы Афон. Персы миновали смертоносный мыс, пройдя вновь прорытым каналом. Усилившись по пути галерами, пришедшими из покоренных греческих городов, флот объединился с армией в Терме, на македонском побережье. Здесь Ксеркс остановился. Воины и гребцы отдыхали, а инженеры очищали дорогу в горах. Отсюда, с нового привала, Ксерксу была видна поднимающаяся на юге гора Олимп. Здесь, на ее покрытой снежной шапкой вершине был дом Зевса и других богов греческого пантеона. Уступая соблазну, Ксеркс сел на самую быстроходную в своем флоте триеру, прибывшую из финикийского города Сидон, и вышел в море – посмотреть с более близкого расстояния на Олимп и долину Темпы. Священная гора была теперь частью его империи, и, казалось, ничто не может помешать тому, что в недалеком будущем в нее войдут и другие земли, где поклоняются этим богам.

Как только персы вошли в Европу, сильно обеспокоенные афиняне послали двух граждан в Дельфы, к оракулу Аполлона. Эта маленькая деревушка, прилепившаяся к склону горы Парнас, почиталась греками центром мира и пупом земли. Ее знаменитый храм был посвящен Аполлону, богу солнечного света, поэтического вдохновения и прорицаний. Встроенная в него крипта представляла собой каменную нишу, через которую сочились воды священного Кастальского источника и проникали таинственные испарения. Греки верили, что с самых времен Всемирного потопа, затем героического века Троянской войны и поныне Дельфийский оракул является кладезем мудрости и проводником по дорогам истории. Аполлон доносил свою волю через уста местной женщины – пифии, сидевшей на бронзовом треножнике, установленном над нишей. Только ей дозволялось входить в крипту. Экстатическое состояние, в которое она приходила, было вызвано испарениями – им она и обязана своим пророческим даром. Впадая в транс, пифия вещала от имени самого бога.

На рассвете седьмого дня пути, в новолуние, два афинских посланца поднялись по горной тропе и заняли почетное место в самом начале длинной очереди. На дверях храма были начертаны слова: «Познай себя». Оракулы часто изъяснялись туманно и двусмысленно, не столько предсказывая нечто, сколько испытывая проницательность и способность людей к самопознанию. В какой-то момент, когда Ксеркс уже приближался к Греции, Дельфийский оракул напророчил спартанцам, что страна их сохранится, но для этого царь Спарты должен умереть. Теперь наступила очередь Афин. Посланцы переступили порог высокой двери и прошли к затененному месту, освещавшемуся тусклым светом вечного огня. Спустившись по некрутому настилу, они оказались в полумраке внутреннего святилища, вроде бы глубоко под землей. Впереди блестела золотая статуя Аполлона; слева смутно виднелась фигура пифии, склонившейся над треножником. От имени народного собрания Афин посланцы вопросили: что делать городу в такой час? Голос женщины зазвучал глухо и торжественно, как у Гомера.

Аполлон гневается. Что эти афиняне так долго делают в Дельфах? Давно им пора оставить свой город и как можно скорее лететь на край земли. Арес, бог войны, приближается к Афинам в азиатской колеснице, неся с собой огонь и разрушение. Он сметет с лица земли храмы и башни. Изваяния богов покроются сыростью и пошатнутся. С крыш домов польется черная кровь. Заканчивая устами пифии свое страшное пророчество, бог повелел насмерть перепуганным афинянам немедленно покинуть свою родину. Оказавшись на свету, посланцы стали решать, что делать дальше. Пока они в сомнениях топтались на месте, к ним подошел житель Дельф, у которого они остановились, и настойчиво порекомендовал вернуться в храм, на сей раз с оливковой ветвью мира, и попросить о новом предсказании. Афиняне последовали совету, и их настойчивость была вознаграждена пророчеством, сулившим на сей раз некоторую надежду:

Афина не может умилостивить Зевса-Олимпийца

Ни мольбою, ни мудростью своей,

Но я свое слово, твердое, как камень, скажу.

Хоть и все будет в Аттике разграблено,

Даже тайник на божественной горе Киферон,

Зевс дальновидный оставит Афине деревянную стену.

Она, единственная, выстоит – добрая весть для вас

и ваших детей.

Но не ждите, пока топот тысяч ног и копыт

до вас донесется!

Не сидите на месте! Ступайте прочь!

Настанет день, и вы бросите вызов врагу.

О дивный Саламин, ты в прах повергнешь многих сынов,

Вышедших из чрева матерей своих,

Когда посев свой сотворит Деметра,

А после будет время урожая.

Деметра – богиня земледелия и плодородия, и по календарю афинских крестьян посевная приходится либо на осень, либо на раннее лето. Конечно, Саламин – это остров неподалеку от Аттики, но ведь это также название греческого города на Кипре, где восставшие ионийцы выиграли морское сражение у Финикии. Так как же понять Аполлона – направляет ли он афинян к Саламину или, напротив, удерживает от этого шага? Что касается «деревянной стены», то обычно это ограждение, которым обносят военный лагерь, однако же могут быть и другие толкования. Так или иначе, второе пророчество в отличие от первого, устрашающего, заключает в себе некую обнадеживающую двусмысленность. Несколько ободрившиеся посланцы записали слова пифии и отправились домой.