Книга Жажда власти. История заговоров от Рюриковичей до Романовых - Елена Разумовская

Сыновей у царя Федора, как уже говорилось, не было; а тут умерла и его новорожденная дочь. Москва горевала вместе с царем и его супругой и обвиняла Бориса… А в декабре 1597 г. заболел сам царь; он сгорел буквально за несколько дней и умер 7 января 1598 г. Линия Рюриковичей пресеклась вместе с XVI столетием. Складывается впечатление, что потомство пришлого князя Рюрика выполнило свой урок на грешной земле и кануло в прошлое. При них Русь крепла и население ее множилось, заселялись новые земли, покорялись племена; при них Русь крестилась и отреклась от языческих богов; при них Русь объединилась под Москвой и князьями московскими, превратившись в великое государство, с коим считались Европа и Азия. Теперь наступало новое время, пришло время новых царей.

Смутное время

Все новое начинается в муках. Российскому престолу не было законного наследника: Федор Иванович умер бездетным. С его предка Ивана III повелось на Руси, что царь должен был оставить завещание и выразить волю, кому царствовать после него, дабы не смущать народ возможностью приобщиться к великой власти. Федор не сумел и этого: умирая, он в ответ на просьбы бояр назвать наследника ответил: «Во всем царстве и в вас волен Бог: как ему угодно, так и будет»[38]. Своей жене Ирине он оставил знаки царские, и бояре, боясь остаться без правителя, присягнули ей на верность. Но та уже решила: по смерти мужа, на девятый день, она приняла постриг и ушла в Новодевичий монастырь простой монахиней; править же стал попервоначалу, до выборов нового царя, патриарх Иов, советуясь, впрочем, обо всем с инокиней Александрой (в миру — царицей Ириной Федоровной). Царем был предложен Борис Федорович Годунов: и царице он был братом, и патриарх, обязанный ему этим местом, высказывался открыто за него, и многие другие, кого он при царе Федоре прикармливал; да и во время правления Федора Ивановича правил Годунов «и все содержал милосердым своим премудрым правительством…»[39]. Собором, куда съехались лица духовные и светские ото всех городов да представители бояр, он был выбран в новые цари, но по старинному обычаю корону принял не сразу, но отказываясь несколько раз. Согласно официальным документам о восшествии его на престол, молили Бориса Годунова и духовенство, и сестрица его, и простые люди. Но в иных источниках говорится, что бояре желали ограничить власть нового выборного царя особой грамотой, потому де он и отказывался, ждал, когда боярам придется принять его без всяких оговорок, раз народ вступится. В конце февраля 1598 г. Борис Федорович был избран царем, а 1 сентября венчался на царство и стал царем Борисом, и царем очень подозрительным.

В клятве, которую новому царю давали в верности подданные, стояло долгое перечисление всяких зол, которые царю и его семье присягающий не должен причинить: «…над государем своим царем и над царицею и над их детьми, в еде, питье и платье, и ни в чем другом лиха никакого не учинить… зелья лихого и коренья не давать и не велеть никому давать, и такого человека не слушать, зелья лихого и коренья у него не брать… ведунов и ведуний не добывать на государское лихо… мимо государя своего царя Бориса Федоровича, его царицы, их детей и тех детей, которых им вперед Бог даст, царя Симеона Бекбулатова и его детей и никого другого на Московское государство не хотеть, не думать, не мыслить…»[40] Чтобы не было худа, царь Борис всеми правдами и неправдами привязывал к себе войска, устраивая богатые пиры, повышая жалованье, осыпая прочими милостями; венчаясь на царство, дал обещания, которые так и не смог выполнить (откровенно говоря, никто бы не смог): перед ликом божьим он клялся, что в государстве отныне не будет бедного и нищего. Практически соправителем Бориса Годунова был его сын Федор, который сидел на всех приемах рядом с отцом и участвовал в принятии всех царских решений. Он, воспитанный во времена Ивана Грозного и находившийся при том неотлучно с отроческого возраста, постоянно боялся опасностей и заговоров со стороны своих подданных и принимал меры: увеличил число стрельцов до десяти тысяч человек и, выезжая из Москвы, окружал себя стрелецким отрядом; выросло число бояр, получавших от царя жалованье и наделявшихся землями. Ища себе заступу среди иностранцев против мнимых заговорщиков среди соотечественников, Борис Годунов обласкивал их милостями — дарил деньги и земли, брал на службу на большое жалование. Среди ученых людей царь Борис более всего ценил медиков, опасаясь отравы, и постоянно держал при себе шестерых иностранцев-врачей.

Чтоб закрепить статус России среди западных держав, Борис Федорович стремился выдать дочь свою Ксению за одного из иностранных принцев. Первым кандидатом был шведский принц Густав, который не захотел перейти в православие и бросить любовницу, и Борису пришлось искать других женихов. Вторым стал принц датский Иоанн, который полюбился и Ксении, и супруге Борисовой, и боярам, но он заболел и скончался 19 лет от роду. Поползли по России слухи, что виноват в том царь Борис, слишком боялся, что Иоанна посадят на трон московский вопреки его воле и помимо его сына Федора.

Невзирая на все эти потакания стрельцам, иностранцам царь Борис был вовсе неплох: он искал мира с враждебными державами (Польшей, Швецией), не терял дружбы с прежними друзьями, заботился о процветании торговли (призывал и давал льготы иностранным купцам), сельского хозяйства, науки и просвещения; он пытался даже остановить казнокрадство и взяточничество! Даже посылал на учебу за границу мальчиков, ожидая от них большой пользы для Московского государства впоследствии.

Но были у него и враги: исконные, вроде старинных боярских семейств наподобие Шуйских, и новые, коим не нравились ни прошлые его деяния, ни нововведения и реформы, разрушавшие старинный уклад Руси. Ожидая нападения от бояр, бывших соперников в борьбе за доверие царя Федора и близость к трону, он и сейчас, опередив их всех и став царем, ненавидел их и боялся. Борис не был сильным человеком, способным заставить молчать противников, и против него росло недовольство и в боярско-дворянской среде, и среди простого люда: царю не верили так же, как он не верил своим подданным.

Начинался новый век. Первым предвестником грядущей бури стало дело Богдана Бельского: этот боярин, богатый и могущественный, любимец царя Ивана Грозного, был обвинен Борисом Годуновым в измене. Он, будучи посланным строить новый город по имени Борисов, делал все по приказу царскому; служилых людей и строителей кормил хорошо, не жалея ничего; все, кто с ним был, хвалили его милость и щедрость. Но прошел слух, что Богдан Яковлевич величает себя в разговорах с ближними «Борисовским царем», и он не избежал наказания: боярина сослали в отдаленный город, посадив там в темницу, разорили все его и его слуг ближайших имения; по волоску вырвали пышную бороду.

Одна ласточка весны не делает, но для Бориса дело Бельского стало тревожным знаком. Он замыслил сделать так, чтобы все, что на Руси ни делается, ему становилось известно. Своими доносчиками он сделал слуг боярских, награждая примерно за труд во благо царя и отечества. И пошла волна доносов, за которыми последовали многие казни и разорения. Среди наказанных по доносу были бояре Романовы: слуга оговорил, поставив в кладовую, над которой распоряжался, мешок трав разных. Романовы и их друзья (князья Черкасские, Репнины и др.) были арестованы как умышляющие на жизнь царя и его семьи. Долго судили и расследовали, под пытками и на очных ставках выбивали из арестованных оговора друг на друга, лишь в июне 1601 г. сказали приговор: боярин Федор Никитич Романов был пострижен под именем Филарета и сослан в монастырь на р. Сия, что в Сибири; остальные Романовы и все с ними арестованные были сосланы кто куда, но подальше от стольной Москвы. Многие дорогой погибли, лишь Федор (Филарет) да Иван Никитичи выжили, хотя всех царским указом оберегать было велено: «Чтоб им всем в еде, питье и платье никакой нужды не было». За Филаретом в монастыре установили строгий надзор, записывали все речи, что и с кем говорил, обязали приставленного к нему человека, чтоб следил и никого не подпускал из богомольцев; старец кручинился о жене и детях сосланных, ругал тех, кто, обвинив облыжно, привел Романовых на муку.