Книга Нормандцы в Сицилии. Второе нормандское завоевание. 1016-1130 - Джон Джулиус Норвич

К середине V столетия Римская империя на Западе оказалась на краю гибели и все больше и больше провинций и колоний выскальзывало из ее хватки. В 440 г. н. э. Сицилия пала перед вандалами, которые вскоре передали ее по договору остготам, и некоторое время на острове хозяйничали готские вожди. К сицилийцам они относились неплохо, но те постоянно негодовали на то, что вынуждены подчиняться варварам. Жители острова с восторгом приветствовали «освободительное» войско Юстиниана. Готы отступили без сопротивления повсюду, за исключением Панорма – нынешнее Палермо, – который тогда был всего лишь маленьким второсортным портом[7]. Здесь готский правитель попытался держать оборону; но Велизар, самый блестящий из генералов Юстиниана, приказал византийскому флоту войти в гавань и стать на рейд так близко к берегу, чтобы мачты кораблей возвышались над городскими стенами. Затем он велел воинам сесть в шлюпки и поднял их на реи, так что византийцы могли оттуда стрелять по защитникам города. Готы сдались.

Сицилия вновь стала имперской провинцией. Одно время она едва не превратилась в нечто большее. В середине VII в. византийский император Констанций II, справедливо беспокоясь о будущем своих западных провинций в условиях бурного распространения ислама, принял радикальное решение – сдвинуть центр империи на запад и, соответственно, перенести столицу. Первым в голову приходил, очевидно, Рим. Но после огорчительного двенадцатидневного визита туда в 663 г. – Констанций был первым императором за почти триста лет, посетившим Мать Городов, – он переменил свое мнение и остановил свой выбор на более «греческих» по атмосфере Сиракузах. Очень заманчиво попытаться представить себе, как развивалась бы история Европы, если бы столица Византийской империи осталась на Сицилии; но придворные не могли смириться с подобной переменой, и пять лет спустя один из них, обезумев от тоски, напал на императора в ванне и убил его мыльницей. К тому времени арабы обратили свои помыслы к Малой Азии и самому Константинополю, так что сыну и наследнику Констанция Константину IV Бородатому не оставалось ничего другого, кроме как вернуться на Босфор. Сицилию снова оставили в покое.

Жизнь на острове текла более-менее спокойно в продолжение VIII столетия; в этот период Сицилия, как и Калабрия, стала прибежищем для изгнанников, бежавших от эксцессов иконоборчества в Константинополе, но в IX в. мирному существованию пришел конец. Мусульмане ждали достаточно долго. Они к тому времени захватили все североафриканское побережье и тревожили остров неожиданными набегами. В 827 г. они использовали свой шанс захватить Сицилию. Византийский правитель Сицилии, по имени Ефим, был смещен со своего поста после неподобающего приключения с местной монахиней. Он в ответ взбунтовался, провозгласил себя императором и призвал на помощь арабов. Они высадились, быстро закрепились на острове, не обращая внимания на Ефима (который все равно вскоре был убит), а через три года взяли приступом Палермо, объявив город своей столицей. Последующее их продвижение происходило очень постепенно: Мессина пала в 843 г., а Сиракузы только в 878-м, после долгой и трудной осады, в течение которой защитники дошли до каннибализма. Но после этого византийцы признали поражение. Несколько крепостей в восточной части острова держались немного дольше: последняя, Рометта, просуществовала до середины X в. – но в том июне, когда знамя пророка взвилось над Сиракузами, Сицилия стала, по существу, частью мусульманского мира.

Когда война окончилась и в стране вновь воцарился порядок, жизнь большинства христиан продолжалась достаточно безбедно. Им предоставили полную свободу при условии уплаты ежегодной дани, которую многие предпочитали принудительной военной службе, требовавшейся при византийском правлении. Кроме того, сарацины проявили на Сицилии, как почти везде, редкую религиозную терпимость, которая позволяла церквам и монастырям, хранившим древние греческие учености, процветать, как и ранее[8]. В других отношениях остров также выгадал. Арабы принесли с собой целую новую систему земледелия, основанную на таких новшествах, как террасирование и сифонные акведуки для орошения. Они стали сажать хлопок и папирус, цитрусовые и финики, а также сахарный тростник, который через несколько лет стал важной статьей сицилийского экспорта. При византийцах Сицилия никогда не играла важной роли в средиземноморской торговле, но при сарацинах она стала одним из крупнейших торговых центров Средиземноморья и на базарах Палермо перекликались голоса христианских, мусульманских и иудейских купцов.

И все же среди многих благодеяний, оказанных Сицилии арабскими завоевателями, отсутствовало одно очень важное – гарантия стабильности. По мере того как связи эмира Палермо и верных ему военных вождей с Североафриканским калифатом слабели, рвалась единственная нить, связывающая самих эмиров; они все более отдалялись один от другого, и в результате остров вновь стал полем битвы противоборствующих группировок. Этот постепенный распад завершился вторжением Абдуллы, которое и привело греков – вместе с их нормандскими союзниками – на Сицилию.

Примерно в конце лета греческие войска высадились на острове. Они сметали все на своем пути. Лишенные единства сарацины при всей своей доблести не могли сдержать натиск. Мессина пала почти сразу, после тяжелой битвы ее участь разделила Рометта – крепость, защищающая перевел, соединяющий Мессину с северной прибрежной дорогой на Палермо. О дальнейшем ходе военной кампании мы знаем мало – хронисты молчат или излагают ход событий крайне неопределенно[9]. Представляется, однако, что византийское войско медленно продвигалось к Сиракузам, поскольку нам известно об осаде города в 1040 г. Мусульманский гарнизон яростно сопротивлялся и задержал осаждавших на время, достаточное для того, чтобы позволить Абдулле собрать войска в горах за Сиракузами с целью ударить в тыл Маниаку. Греки прознали о его планах как раз вовремя; Маниак неожиданно атаковал войско Абдуллы около Тройны. Мусульмане были наголову разбиты и бежали в беспорядке, а гарнизон Сиракуз, обнаружив, что они не могут рассчитывать на чью-либо помощь, без промедления сдался. Греческое население сразу же организовало благодарственные молебны и извлекло из потаенных мест все наиболее ценные реликвии, дабы воздать величайшие почести своим славным освободителям; однако они едва ли были очень довольны, когда Маниак вынул тело святой Лючии из гроба и, найдя, что оно (как описывает Аматус) «такое же цельное и благоуханное, как в первый день, когда его сюда положили», отослал его любезно императору.