Книга Демография регионов Земли - Михаил Клупт

Термины призваны способствовать поиску истины, а не запутывать дорогу к ней. Поэтому будет правильным (да и соответствующим духу теории второго демографического перехода) понимать под последним не просто некоторый набор изменений в демографическом поведении, но также определенные социально-экономические условия и социально-психологические механизмы, лежащие в основе таких изменений.

При подобном понимании второго демографического перехода перспективы его перерастания из регионального в глобальный экономический феномен представляются весьма проблематичными. Сложившаяся в Северной и Западной Европе модель демографического поведения – по-своему целостная система. Стоит изъять из нее одно звено – и она теряет свои характерные черты. Существенным элементом рассматриваемой модели демографического поведения является развитое социальное государство, требующее высокого уровня экономического развития. Между тем даже при самом оптимистическом взгляде на будущее мировой экономики очевидно, что сегодняшнего уровня развития «государств благосостояния» Северной и Западной Европы в близком будущем достигнут лишь немногие страны. Кроме того, далеко не бесспорно, что разделение мира на богатые и бедные страны (ядро и периферию, если пользоваться терминологией И. Валлерстайна) может быть преодолено в принципе. Во всяком случае, сокращения разрыва между богатыми и бедными государствами пока не наблюдается.

Еще одно существенное возражение против универсальности второго демографического перехода связано с миграцией. Характерной чертой второго демографического перехода в странах Северной и Западной Европы является положительное сальдо миграции. Но оно не может иметь место во всех регионах мира: ведь если люди куда-то приезжают, то должны откуда-то и уезжать.

С точки зрения сторонников теории второго демографического перехода, неприятие вмешательства власти в личные дела граждан достигло сегодня таких масштабов, что возрождение престижа ценностей семьи и детей возможно лишь при условии, если они будут восприниматься как важный аспект самовыражения личности.[54] Джону Колдуэллу, известному австралийскому демографу, будущее рождаемости в развитых странах видится, однако, далеко не столь определенным, как его европейским коллегам.

«Национализм, – считает Колдуэлл, – не умер. В случае реального снижения [рождаемости] политика и общественные симпатии могут вновь обратиться в сторону брачной рождаемости и вылиться в усилия более мощные, чем те, что предпринимались в 1930-е гг. или в 1950–70-е гг. в Восточной Европе. Спад, начавшийся после 1960-х гг., был результатом не только экономических изменений, но и сдвигов в отношении к малой семье и бездетности, отчасти вызванных дебатами по поводу демографического взрыва. Я полагаю, что в предстоящие десятилетия мы станем свидетелями движения в противоположном направлении. Общественное мнение и правительства снова будут осыпать похвалой семьи с двумя-тремя детьми и предпримут значительные усилия, чтобы сделать возможным существование таких семей. Характер формирования полных семей определяет сегодняшний очень низкий уровень рождаемости в меньшей степени, чем финансовые затруднения семей с одним родителем… и серьезные проблемы, с которыми сталкиваются матери при продолжении образования и профессиональной деятельности… Эти проблемы обусловлены недостаточной поддержкой со стороны правительств, работодателей и супругов».[55]

Индивидуализм и всеобщая толерантность, лежащие в основе второго демографического перехода, также являются продуктом специфической и весьма благополучной истории Северной и Западной Европы на протяжении последних десятилетий. С начала 1960-х гг. страны рассматриваемого региона не участвовали (или участвовали лишь символически) в кровопролитных конфликтах с десятками тысяч человеческих жертв, не подвергались внешней агрессии. Возможен ли подобный скандинавскому и западноевропейскому уровень пацифизма, толерантности и других описываемых создателями теории второго демографического перехода «нонконформистских» добродетелей в менее благополучных частях планеты? Динамика социально-психологического климата в США после 11 сентября 2001 г., не говоря уже о других странах мира, свидетельствует скорее об обратном – перед лицом реальных угроз люди легко поступаются частью своей (а тем более чужой) свободы ради обретения безопасности.

Следует также упомянуть о некоторых недавно полученных данных, ставящих под сомнение незыблемость новой модели демографического поведения и в самой Европе. Журнал «Ньюсуик» сообщает о результатах опроса, проведенного в Великобритании, «результаты которого удивили самих исследователей: современные девочки осознанно отказываются от роли успешной самостоятельной женщины и мечтают о традиционном семейном укладе».[56]

Теория второго демографического перехода, направленная своим острием на объяснение закономерностей эпохи постмодерна, унаследовала, тем не менее, характерную черту многих социологических теорий прошлого и позапрошлого веков – стремление во чтобы то ни стало провозгласить выводы всемирно-исторического масштаба. Осуществится ли эта заявка? Думаю, что нет. Более вероятным представляется иной ход развития событий.

По мере удаления от западноевропейского эпицентра волны демографических инноваций будут преломляться сквозь призму институциональных структур, сформированных другими экономиками, культурами, цивилизациями. Это приведет к формированию демографических феноменов, имеющих некоторые общие черты с западноевропейским, но в целом отличных от него – иногда не слишком сильно, в других случаях разительно. В обозримом будущем мир вряд ли ожидает унификация по западноевропейскому демографическому стандарту.

1.4. Перспективы и возможные конфликты

Оценка перспектив предполагает, во-первых, характеристику современной ситуации и, во-вторых, анализ возможных изменений (что далеко не равнозначно продлению сегодняшних тенденций на некоторое число лет вперед). Остановимся сначала на первом из названных аспектов.

Сегодня, несмотря на рождаемость, не обеспечивающую простого замещения численности родительского поколения поколением детей, естественный прирост населения (разность между численностью родившихся и умерших) в регионе все еще остается положительным, составляя в большинстве его стран 0,1–0,2 % в год. Это объясняется тем, что естественный прирост зависит от разности численностей поколений, родившихся в текущем году и 70–80 лет назад (последние при современной продолжительности жизни составляют значительную часть умерших). Поскольку до 1970-х гг. каждое последующие поколение в рассматриваемом регионе, как правило, оказывалось многочисленнее предыдущего, создавался потенциал роста, который обеспечивает естественный прирост населения до сих пор.