Книга Повседневная жизнь тамплиеров в XIII веке - Жорж Бордонов

Жослен же был всего-навсего младшим представителем семьи. Все, чем она владела, получил по наследству его старший брат. Младший, согласно распространенному обычаю, был предназначен Церкви. У приходского священника он выучился читать и писать. Он даже немного познал латынь — вполне достаточно, чтобы уразуметь мессу, но не более того. Однако горячая кровь, текущая в его жилах, не позволяла ему довольствоваться жизнью, исполненной прилежания и смирения. Жослен родился воином и всадником. Он это понимал и, возможно, сожалел о своей непригодности для исполнения благочестивой должности в каком-либо богатом приходе. Но это происходило не от недостатка веры — напротив, он всем своим юным сердцем любил Господа Иисуса Христа и Богородицу, но ему нужно было тратить свои силы, скопившиеся благодаря праздности, скакать верхом до изнеможения своего коня. Его единственной и всепоглощающей страстью стала охота, это подобие войны — по крайней мере травля. К тому же голова его была слишком занята подвигами, воспетыми в героических поэмах и обманчивых песнях труверов, и историями о свершениях его предков, которые семейные предания не преминули приукрасить. Он мечтал походить на одного из своих старших родичей, который был свидетелем взятия Иерусалима Готфридом Бульонским. Не будем забывать, что юноша в свои двадцать лет обладал богатым воображением и, согласно потребностям натуры, грезил о великих делах и геройских подвигах. Что его отталкивало и пугало больше всего — как всякого юношу, уроженца любой страны, находящегося в расцвете своей молодости, — так это монотонность повседневной жизни, ежедневные обязанности, превращавшие жизнь в тусклое существование, хотя бы и не лишенное некоторого комфорта. Добавьте к этой естественной предрасположенности предания старины и дух романтизма. Отказавшись стать клириком, но не имея ни гроша за душой, чего мог Жослен ожидать от жизни? Он сделался солдатом, поступил на службу к графу Шампанскому, предки которого всегда покровительствовали его семье и который знал, что эти мелкие дворяне жили здесь с незапамятных времен. Но на что была похожа служба в округе, подчиненном сеньору де Труа, владельцы которого держали некое подобие королевского двора? Можно ли было там отличиться, стоя на страже у ворот, уходя в дозор, следуя в свите графа, когда тот отправлялся в свои владения в Провене, препровождая подозрительных в тюрьму или приговоренных к смерти на виселицу? В том ли состояло предназначение рыцаря? Разумеется, граф в своей милости торжественно произвел его за службу в рыцари и обещал ему выгодный брак. Но стоило ли жениться на дурнушке, чтобы заиметь ренту и блистать в свете? Его влекло иное: очарование Востока, то есть неизведанное. Но, будучи бедняком, мог ли он надеяться попасть за море, если граф не решится стать крестоносцем? Жослен достаточно наслушался разговоров и понимал, что дух Крестовых походов отошел в прошлое. С другой стороны, вращаясь среди знати, он достаточно насмотрелся на их эгоизм и тщеславие. И наконец, его, как и некоторых тамплиеров, постигло несколько любовных неудач, укрепив его раннее презрение к миру. Куртуазная любовь, введенная в моду поэтами, была лишь великосветской игрой, в которую Жослен не желает играть. У него слишком тяжело на душе. Он слишком остро чувствует, сколь не похоже это галантное притворство на обуревавшую его жажду любви, которую он не в состоянии выразить.

Именно в таком состоянии разочарования он познакомился с тамплиерами Провена. Он увидел их, жадно присматривался к ним, когда они входили и выходили из двух своих укрепленных резиденций в Провене. Он наблюдал их выбритые головы и бородатые лица, их туники, украшенные красным крестом, и их белые плащи. Одни из них суетились на рынке, исполняя возложенные на них обязанности, которые Жослену казались таинственными. Другие попарно, верхом на изумительных лошадях сопровождали богатых купцов, возвращавшихся в Париж.

Из любопытства он даже посетил одну из их церквей и присутствовал на службе. После этого тамплиеры заговорили с Жосленом и повели разговор с той учтивостью, которой они славились в тогдашнем мире. Самый старший из них предложил ему отобедать с ними в светлой трапезной. Затем юноша осмотрел резиденцию и ее подсобные помещения. Неизменно с ним беседовали в том же любезном тоне, и, наконец, сам командор проводил его до портала и оказал ему честь, обращаясь с ним не как с бедным рыцарем, но как с равным. Под конец командор сказал, что он, когда был молодым тамплиером, знал отца Жослена, который показал ему пример безукоризненной честности.

В другой раз в том же городе Жослен отважился спросить, как вступить в Орден тамплиеров, сожалея, что может предложить за свой прием лишь немного денег, мельницу и несколько арпанов земли, которые оставил ему в наследство дядя. Храмовник заверил его: Орден не ищет богатств, но жаждет обрести истинные ценности и твердое желание служить. Однако он не стал забегать вперед, что-либо советовать Жослену или влиять на него, и тот, привыкший к солдатской прямоте, был удивлен подобной деликатностью.

После этого разговора юноша нанес визит тамплиерам Труа, которые еще хранили воспоминания о первом магистре Гуго де Пайене и его покровителе, великом аббате Клервосском. Мысль облачиться в белую мантию и носить кровавый крест напротив своего неудовлетворенного сердца день ото дня все больше крепла в нем. И в течение следующих нескольких месяцев случай упорно сводил его с прочей братией, словно желая подтолкнуть к принятию окончательного решения. Доставляя послание графа, Жослен встретил три десятка рыцарей Храма, ехавших верхом попарно: они прибыли из Парижа и направлялись на юг. По дороге останавливаясь на ночь в разных резиденциях, расположенных вдоль их маршрута, они увеличили свои ряды за счет других братьев-рыцарей и братьев-служителей, так же, как и они, направленных в Святую Землю. Это подкрепление собирается в Марселе, где, как они сказ ли ему, оно погрузится на два корабля, принадлежавших Ордену тамплиеров, и с Божьей помощью направится в Акру. Сопровождавший их командор добавил, что в Земле обетованной вновь разразилась война и нужно спешить. Когда их кони утолили жажду водой из пруда, Жослен попросил у старого начальника отряда позволения проводить их, и эта милость была любезно оказана ему. Жослену больше всего нравился контраст между военной суровостью и пленительностью поведения и речей, а также братские взаимоотношения между членами Ордена. Он заметил, как молодой тамплиер подтянул подпругу коня своего компаньона, летами старше его, и выразил изумление, ибо был цельной и непосредственной натурой, — как же этот брат в столь преклонном возрасте решился отправиться в такое длительное путешествие. Тот ему ответил, что не имел иного желания кроме как умереть в Святой Земле и что, несмотря на его старческую немощь, начальники согласились с его отъездом: «Ибо смерть, дорогой брат, есть предел наших страданий, наша награда и спасение».

И командор продолжил: «Мученичество — это единственная слава, которой мы хотели бы удостоиться, будучи смертными». Наконец, когда он разгадал сумрачную душу Жослена и проник в его тайные стремления, он заговорил с ним о холмах Востока, о невиданных деревьях, произрастающих на их склонах, о белых городах среди пальм и о замках храмовников, стоящих на страже дорог в пустыне, населенной невиданными в Европе зверями. Сам же он провел там десять самых прекрасных лет своей жизни. И он, подобно тамплиерам Провена, тоже не настаивал на быстром вступлении Жослена в Орден, хотя и чувствовал его горячее желание поступить именно подобным образом. Ибо для Жослена не было ничего более прекрасного, и ему немного понадобилось времени, чтобы заметить, что сдержанность командора скорее напоминает приглашение. Наконец, не без опасения быть отвергнутым, хотя и питая добрую надежду, он открыл свои помыслы братии Труа. Они приняли его просьбу с братской теплотой и даже с открытым ликованием. Жослен был совершенно счастлив. Он сообщил, что у него есть несколько клочков земли в Куломьере и незначительные сбережения и он полон решимости предложить все это Ордену, однако стесняется такой малости, ведь другие приносят целые фьефы, крупные фермы и даже леса. И вновь ему ответили, «любезно и пленительно», что он не должен сожалеть о скромности своего дара, ибо Орден рыцарей Храма изобилен не только мирскими богатствами, но и духовными благами: молитвами тамплиеров и благочестивыми деяниями во имя Христа. Его заверили, что передадут его просьбу братии Куломьера, после чего это командорство примет его дар, и это будет логично, раз его владения расположены поблизости и сам он уроженец той местности. Теперь Жослену оставалось лишь уведомить графа Шампанского об отказе от службы и ожидать, когда, в соответствии с Уставом, куломьерская братия вызовет его. Наконец тамплиеры Труа сообщили ему, что его ходатайство удовлетворено и что они воспользуются временным пребыванием помощника магистра Франции, чтобы организовать церемонию вступления Жослена в Орден. Уже вошло в обычай, что во время своего проезда через значительные командорства руководители Ордена принимали новых братьев. Они оказывали большую честь новичкам, своим присутствием внося торжественность в церемонию. Между тем Жослен все оставшееся время проводил с тамплиерами Труа, которые приобщали его к своему образу жизни, рассказывали ему об обычаях Ордена и его дисциплине. Он отказался от охоты и игры в кости и шахматы, ибо отныне подобные развлечения были ему запрещены. В самом начале января он узнал, что брат Гумберт де Пейро, помощник магистра, находится с поручением в Провенском бальяже, и его охватило нетерпение, так он спешил покинуть свет, то есть двор графа Шампанского. Но одобрит ли Гумберт де Пейро решение братии Куломьера? Тамплиеры Труа положили конец его волнениям. Его спешно вызвали в Куломьер, где брат Гумберт предполагал задержаться для празднования Святого Крещения. Граф Шампанский великодушно оставил ему его доспехи, оружие и коня. И хмурым зимним утром Жослен вступил в новую жизнь, не чувствуя ни ледяного северного ветра, в котором кружились первые хлопья снега, ни пронизывающего до костей мороза. Сердце его было переполнено радостью, горячей и всепоглощающей, подобно солнышку, поднявшемуся над деревьями. Жослен трепетал: только бы не опоздать. Он прибыл в Провен, где тамплиеры радушно приютили его у себя и обращались с ним уже не как с гостем, но как с одним из своих братьев. Он хотел было последовать за ними на ночь в их общую спальню. Но ему мягко отказали и проводили в специально отведенную для него комнату. Наутро два брата, которые отправлялись в отдаленную резиденцию, взялись быть его проводниками. Когда они достигли Куломьера и Жослен остановился, чтобы получше рассмотреть темневшие валы и шпили города, два спутника-тамплиера встретили его. На вершине холма, на пересечении двух дорог, раскинулась резиденция. Вокруг ее суровых стен и рядом с церковью толстым слоем лежал свежевыпавший снег, словно на землю набросили белоснежный плащ тамплиеров. И та часть неба, которая составляла фон этой картины, блестела и искрилась. Для Жослена в это утро и небо, и разорвавший тишину звук органа, и снег — все приобретало какой-то символический смысл. Эти огни, сверкание инея, шум жизни в долине, каждый камень, употребленный на постройку стен резиденции, — все мгновенно запечатлелось в его памяти. Карабкаясь по довольно крутому склону, который надо было преодолеть, чтобы попасть в резиденцию, все три лошади ржали, разгоняя на все четыре стороны стаи птиц. Вороны метались вокруг черно-белой хоругви, развевавшейся на древке позолоченного креста на церковном шпиле. Створы ворот главного входа для всадников, прорубленного в стене ограды, были открыты. Жослен въехал в обширный двор. Шталмейстеры подхватили под уздцы его лошадь и повели ее в конюшню. Слуги таскали на вилах сено, пилили дрова, другие несли за ручки громадный чан, и запах его содержимого наполнял дрожащий воздух. И у всех на одеянии напротив сердца красовался алый крест. Жослена увлекли к покоям командора и братии, большому зданию монастырского вида, но пробитого остроконечными арками на уровне нижнего этажа и разделенного посередине корпусом башни, крытой коричневой черепицей. Кровля часовни с двумя высокими скатами сияла в свете морозного утра. Жослену предложили подкрепиться, пока не закончится совещание относительно его приема. Совещание, впрочем, оказалось очень кратким. Тамплиеры уже навели о нем все необходимые для них справки. Семья Жослена пользовалась известностью. Ничто не препятствовало принять его в Орден, тем паче что у него было твердое желание в него вступить. Брат Гумберт де Пейро, который председательствовал на заседании капитула, посоветовавшись с присутствующими, произнес вступительную формулу, предусмотренную Уставом: