Книга Револьвер для сержанта Пеппера - Алексей Парло

И тут до Шуры дошло. Он ясно понял две вещи: первое — они с Джоном общались по — английски, и второе — он потерял сознание из — за того, что там, в магазине «Мелодия», он и его друзья встретили не некоего Павла Макарова. Они встретили Пола Маккартни!

Но как? Каким образом Пол оказался в Союзе, постаревший, одетый как сторублёвый инженер, говорящий по — русски без какого — либо акцента, но при этом прямо — таки излучающий на окружающих удивительную уверенность в себе? Ничего более или менее разумного для объяснения сего анекдота Шуре в голову не пришло, и он решил обратиться за помощью к Джону. Тот уже увлечённо бренчал какой — то детский мотивчик и напевал что — то про весёлого пёсика Найджела.

— Как?.. — спросил Шура, зная, что Леннон поймёт его без лишних слов.

— Просто. Всё просто, если умеешь работать с временем.

— То есть?

Джон, оттолкнувшись от пола левой ногой, сделал несколько оборотов на крутящемся кресле.

— Ну, понимаешь, он всё это придумал уже давно, ещё в разгар битломании, — Джон, оттолкнувшись от пола левой ногой, сделал несколько оборотов на крутящемся кресле. — Слишком его напрягало это всеобщее помешательство. Ни в магазин сходить, ни в паб. В сортир — и то украдкой пробирались. Мы — то как — то научились к этому приспосабливаться, Джордж в себя ушёл, в мантры свои, на ситаре начал учиться играть. Он вообще усидчивый всегда был. Ринго всё по фиг было, ему нравилось. Он прикалывался, шутил, короче, оказался в своём мире. Я поначалу здорово злился, а потом к героину привык, а с ним всё как — то проще… Не волнует тебя ничего. Потом с Йоко познакомился, вместе торчать стали… Всё придумывали что — то, миру новый путь показать хотели… А может и нет, просто выпендривались… Это уже потом, когда с Махариши познакомились, после Ришикеша, что-то поменялось… Хоть какой-то порядок в мозгах появился… Он, Махариши, тоже ещё тот тип оказался, зато от дури научил избавляться. И с окружающим миром мириться. Но это уже потом, потом, а в шестьдесят шестом мы и понятия не имели о всех этих кармах, брахманах и прочей индийской мистике…

Джон замолчал, прикуривая мятую сигарету без фильтра.

— А Пол? — не в силах вынести даже малейшей паузы, воскликнул Шура.

— А Пол тогда на ЛСД присел. А от ЛСД эффект интересный! Ничего общего с остальным дерьмом. Ты как бы сливаешься с миром. Причём не только ты в мир вливаешься, это было бы как раз понятно и естественно, но и мир в тебя вливается. И становишься ты такой большой, такой всемогущий и всезнающий!.. И вроде, всё хорошо, отлично даже, но как страшно от этого становится! Это я уже потом, будучи здесь понял, что Кому — то не нравится, что мы себя богами осознавать начинаем.

— Богу, что ли? — уточнил Шурочка, который всегда гордился своим материалистическим мировоззрением.

— Богу, сынок, Богу. И Он, в отличие от нас, действительно Всемогущий и Всезнающий.

— И что?

— А то, что Бог долго терпит, а потом наказывает. Больно.

Шурочка хотел было сказать со всем свойственным ему сарказмом, что он думает обо всех этих поповских сказках, но… не смог! Потому что вовремя вспомнил, где находится и с кем беседует. Ну не подходил его атеистический сарказм к данным условиям, никак не подходил. А Шура всегда был чувствительным (внимательный читатель это, без сомнения, уже заметил) и страшно не любил выглядеть смешным или, того хуже, глупым. А Леннон тем временем продолжал:

— А Пол… Он же всегда дипломатом был. Таким, знаешь, которому мыло не нужно, он и так всюду пролезет… Он же всегда делал всё, что и мы, только, в отличие от меня, например, всегда умел вовремя остановиться.

Шура вдруг заметил, что сигарета Джона сгорела только на треть и уменьшаться не собирается, хотя курил Джон яростно, глубоко затягиваясь и поминутно стряхивая пепел. Леннон перехватил его взгляд и усмехнулся.

— Ничего, привыкнешь.

— К чему? — спросил Шура, мысленно прикидывая, сколько водки он смог бы купить на деньги, сэкономленные с помощью такого вот сигаретного perpetuum mobile.

— Неважно… Потом поймёшь, — отмахнулся Джон. — Так вот. Уж не знаю, как он до этого дошёл, но в какое — то время посетила его одна идея, он нам все уши прожужжал этими своими мыслями. Короче говоря, задумал он создать свой собственный мир.

— Как это?

— А вот так! Пол, понимаешь ли, рассуждал следующим образом: если мир, в котором все мы родились и стали суперзвездами, в ответ на его звёздность повернулся к нему такой вот своей задницей, значит, надо создать другой мир, в котором всё будет наоборот: он будет не только звездой, но и абсолютным хозяином. Захотел — толпы поклонниц и журналистов, захотел — никто не замечает, не мешает любимыми делами заниматься, в общем, все делают только то и только тогда, что и когда ты САМ хочешь. Опять же, регулирование, так сказать, финансовых потоков. А знаешь, когда ему эта мысль в голову пришла?

— Когда?

— Когда он «Yesterday» сочинил. Это он сам мне рассказывал. Ходил, понимаешь, месяц или два, что — то про яичницу из взбитых яиц напевал, и тут его осенило! Вот тебе и "Scrambled eggs, oh, my baby how I love your legs…[15]"!

— Что осенило?

— Ну, про время, про то, как свой мир сотворить… Мир сотворить ему, понятно, не дали, даже какой — нибудь захудалый маленький мирок, а вот позабавиться с временем и некоторыми деталями позволили.

— Так что, получается, наш мир — это не реальность, а чьи — то забавы?

Шуру даже передернуло от такой мысли. Вот так вот, живёшь, бухаешь, на работу ходишь, с Тамаркой… это самое… И вдруг — на тебе! Это всё не жизнь, а чья — то песенка про яичницу! В тот момент он был готов взболтать яичницу из самого Маккартни, точнее, из некоторых его, так сказать, составляющих.

— Нет, всё не так. Мир — он мир и есть. Просто некоторые его стороны людям не видны, они их не осознают, им не до этого. Но они всё же есть. И знающие люди могут этими сторонами пользоваться. Если на то есть Высшая воля. Ему — позволили.

— А почему?

— Не знаю… Он же продуманный весь. И здесь вся его продуманность максимально использовалась.

— Как? Я что — то вообще ничего не понимаю.

— Да я бы и сам ничего не понял, если бы Пол не рассказал. Понятно, что всего он мне не докладывал, но основное поведал. Словом, для начала ему требовалось исчезнуть. Но перед этим должна была возникнуть некая буферная зона. Она должна была быть на сто процентов выдуманной. И он придумал. И назвал её Пепперлэнд. Очень он всегда перец любил. Они с Ринго вечно по этому поводу ругались, тому острого нельзя было, с желудком проблемы, а Пол, как нарочно, всё с перцем заказывал.

— Не отвлекайся, давай по делу!