Книга Человек тайцзи. Чжан Шаньмин. Путь мастера - Тимур Бордюг

– И все же я не понимаю, почему нельзя объединить китайскую и западную системы питания в одном обеде, – продолжает дискуссию Рита.

– Потому что это два независимых конструктора, две независимых рабочих модели взаимодействия моего идеального «я» с миром: можно менять мир, используя физические законы, а можно приспосабливаться, принимать мир и меняться самому, – отвечает доктор Брукер. – Когда европеец чем-то управляет, он придерживается концепции механических причинно-следственных отношений. И это работает, если мы имеем дело с видимыми предметами, в отношении которых действуют законы физики. Но взаимодействуя с ци, я должен перейти в другое состояние, ведь ци не управляет миром, ци управляет телом, а цель управления телом – это обретение бессмертия. Таким образом, если мне надо вести машину, я буду руководствоваться законами физики. А когда мне нужно будет стабилизировать собственное состояние или убрать эмоцию, я буду использовать законы инь-ян.

– А что делать, если мне просто хочется хорошо, вкусно и с пользой поесть? – не унимается Рита.

– Следуй последним инструкциям учителя: отпусти свой ум и уплетай за обе щеки то, что тебе хочется съесть в данный момент, – хором отвечаем мы.

– Мне карпа хочется в кисло-сладком соусе, а его все не несут, – капризничает Рита. – Как вы считаете, от недостатка кисло-сладкой энергии ци можно ведь заболеть?

Однако доктор Брукер, похоже, пребывает в не самом шутливом настроении. Он начинает рассказывать, что болезнь в понятии восточной медицины – это нарушение в получении, накоплении и распределении жизненной силы ци, а с позиции западной медицины болезнь – это чаще всего нарушение структурной целостности тела, которое приводит к жалобам со стороны пациента. В первом случае врач работает над тем, чтобы нормализовать ток ци, а во втором он стремится механически вернуть структуру в норму.

– Сильное противостояние восточным концепциям со стороны западных медиков обусловлено тем, что признание существования жизненной энергии обозначало бы фактическое разрушение современной западной медицины, – говорит доктор Брукер. Я наливаю ему только что принесенное официантом сладковатое китайское пиво, которое во время обеда в китайском ресторане обычно пьется легко и незаметно, но он, не притрагиваясь к нему, продолжает. – Знаете, это два разных инструмента, на уровне практической медицины оба хорошо работают, и лучше не пытаться объяснить один через другой, поскольку и там, и там в основе лежит собственное видение мира. В фундаменте западной медицины – естественно-научное мировосприятие, восточному же ближе другой способ познания мира – образный, субъективный, который человек Запада больше ассоциирует с литературой, искусством, живописью.

– Да, я недавно как раз читал про музыкальную терапию и лечение с помощью цвета, – говорю я. – Если они способны разрушить современную медицину, то почему современные клиники в Москве это предлагают?

– Могу назвать сразу две причины, – доктор Брукер, как всегда, к вопросу. – С одной стороны, стараются улавливать последние тенденции, с другой – не воспринимают их всерьез. Не смущает же терапевта и хирурга сидящий в соседнем кабинете психолог, который, в общем-то, как специалист ближе к восточникам.

– Это какой психолог ближе к восточникам – тот, что фенозепам с прозаком своим пациентам выписывает? – добавляю я в дискуссию провокационную нотку.

– А вот давайте не будем путать психолога с психиатром. – Доктор Брукер берет бокал, чтобы возмущенно отпить глоток сладкого китайского пива. – Медикаментозное лечение – это к психиатру, а первый, как любит говорить моя соседка, лечит разговорами. Каждый выдающийся психолог совершил свое открытие в той области, где наука, что называется, бессильна. Это, по Юнгу[15], очень заметно: консультируя пациентов, он стал наблюдать психические явления, не связанные с их собственной историей, и в конце концов оказался перед необходимостью ввести понятие коллективного бессознательного. Появление неких символов, архетипов, которые человек сознательно не переживал, но которые присутствовали в его психическом опыте, было, в общем-то, закономерно, так как с подобными явлениями в какой-то момент сталкивается каждый, кто вторгается в эту сферу. В свою очередь, китайцы за несколько тысяч лет до Юнга проделали свою работу и создали свою систему, совершив некий физикоподобный акт, который дал существование энергии ци. В результате сегодня если вы начинаете думать о системе энергетических меридианов человеческого тела, то они у вас появляются. Это сложный феномен, вокруг него развели много мистики, но на практике это работает.

– Подождите, подождите, но Юнг ведь учился у Фрейда[16]. По-вашему, получается, что любимое фрейдистами понятие либидо – это европейское прочтение энергии ци? – Я решаю столкнуть лбами доктора Брукера с доктором Фрейдом.

– Да, конечно. Вспомните, что Фрейд получил образование классического медика XIX века и потому искал для жизненной энергии – этого феномена сознания – биологическое обоснование. И он привязал жизненную энергию к функции размножения, функции сохранения вида. Если бы он допустил существование энергии несексуального характера, это привело бы его, на мой взгляд, к религии. После всей философской эквилибристики первой половины 20 века, когда европейцы осмысляли понятие жизненной энергии, сегодня пришли к тому, что работа с жизненной силой – это прежде всего практика, рассуждать здесь не стоит. В современных направлениях психологии, которые начинались на стыке взаимодействия с китайской и индийской культурами, телесно-ориентированной психотерапии и других, отправная точка – это поймать ощущение энергии как ключа к практике.

Появилось у вас это ощущение, и вы можете придать ему любую форму. Цигун, тайцзи, кувыркания или приседания – это будет уже вопрос формы, а не содержания.