Книга Дурные дети Перестройки - Кир Шаманов

Родители уже плотно увлеклись тогда спиртом «Рояль», и единственная тема разговора была в риторическом и пьяном выяснении у меня – когда же я устроюсь на работу? Я уже твердо отвечал: «Никогда». Однако, когда пытался давать родителям денег, заработанных на посреднических операциях, вызывал страшную истерику и обвинения в воровстве и святотатстве. Посему, чтобы никого не травмировать, я решил ничего родителям не говорить и ничем с ними не делиться, меньше знают – крепче спят…

* * *

Однажды на концерте «Ножей» я убрался «кислотой» так, что, кажется, дальше меня был только Тима Земляникин да знакомый скинхед-омоновец, весь уделанный татуировками с орлами и свастиками, барабанщик какой-то фашистской группы. Он сидел в углу и бил палочками по полу, пуская пену изо рта и бессмысленно вращая глазами. Помню отчётливый клип, как из этой кислотной каши выскакивает пьяный в говно Стенич и начинает тянуть меня спасать этого скина, дескать, ему хуёво и надо помочь. Но я, пытаясь сохранять видимость нормального, балансируя на грани такого же передоза, ибо проставил себе более 0,1 «кислоты», что уложило бы и семерых, разжёвывая пластилиновые губы, мычу Боре:

– Всё нормально, отличный концерт! – и вновь растворяюсь в коллективном бессознательном.

Следующий кадр, который всплывает из серо-буро-малинового тумана моей памяти, – это разбегающиеся люди и разъярённый Стенич. Ставший на тот момент вполне упитанным под маминым и больничным присмотром, Боря избивал ногами какого-то парня, да с такой прытью и яростью, что я от него и не ожидал. Заметив меня, он подбегает и, показывая на окровавленное лицо парня с заплывающими глазами, спрашивает:

– Это Ян? Он ведь с Олеськой Струновой встречался?

– Нет! Нет! Я не Ян! – кричит и умоляет парень.

– Яничегонезнапанимаю! – то ли жую, то ли говорю в невминозе я.

– Если ты Ян, то у тебя должна быть татуировка с тигром на руке! Показывай! – требует Стенич.

Парень показывает руку, там ничего нет.

– Другую! – Парень показывает другую руку, и там действительно голова тигра.

– Ах ты, ссука! – вскипает с новой досадой было растерявшийся Стенич и бьёт парню, стоящему на карачках, в лицо ногой в совдеповском тяжёлом рабочем ботинке, в который Стенич для верности всегда вкручивал винты.

В моём обкислоченном мозгу этот момент мгновенно запечатлевается серией стоп-кадров, нога Стенича, лицо Яна, и я вновь растворяюсь в бессознательном.

Действительно, это Ян, вспоминаю я, был такой пацанчик. Тусовался с соседкой моей Олесей, симпатичной, но сторчавшейся вместе с ним тёлочкой. Был он мажором-марамоем, мама у него была хоть и обеспеченная, но как-то рано умерла и оставила ему хату, которую они как раз вместе с Олесей и проторчали. Я с ними не заморачивался, Ян бадяжил кайф, при малейшей возможности вливал в ширево чай и тому подобное, клептомания и наркомания в одном флаконе.

Так вот, Олеся когда-то крутила со Стеничем, и даже с Димой Беккером, какие-то малопонятные шашни. Всплеск агрессии к окончательно опустившемуся Яну, видимо, как-то компенсировал Стеничу обиды, нанесённые смазливой малолеткой.

* * *

Стенича, несмотря на возраст, иногда жёстко ебали родители. Заставляли работать на разных работах, в основном грузчиком или сторожем, так как он был на учёте в «психдиспансере». Они очень беспокоились за Стенича и, как только находили у него косяк или баян, сразу сдавали в дурку. Некоторые его работы я даже запомнил. Началось у него тоже с учёбы в моём родном ПТУ-24, но, поскольку Стенич учился с восьмого класса, у него была более престижная, чем у меня, специальность – оператор станков с ЧПУ, не то что мой токарь-револьверщик на станках 1906 года. Когда мы с ним сошлись, он побывал в дурке не один раз, не два и не четыре, хотя всегда говорил, что сам лёг, чтобы армию «откосить».

Потом, после школы, путяги и дурки, он работал в каком то НИИ на Шверника, таскал там высокоточное оборудование и долбил в каморке на чердаке хэш с чуваком из рок-группы «Скорая помощь». Но мама нашла в его куртке очередной шприц, и после пары месяцев дурки он устроился в продуктовый магазин на Чёрной Речке. Помню, как-то принёс ему травы, сели курнуть, Стенич в мокрой насквозь майке, источая градины пота, присел всосать косяк в перерыве на обед. Боря за один рабочий день вдвоём с дядькой напарником разгружал по десять машин с разным хавчиком. И за те пять минут, что он курил, пришли три машины и встали в очередь на разгрузку. Боря прихуел и, оставив мне пятку добивать, снова побежал работать. С зарплаты снова заторч на беленьком, и снова дурка.

К сожалению, отлежав раз семь из-за того, что родители находили у него траву и шприцы, Стенич уверовал, что наркотики – это зло, и решил закодироваться от них, противных. Что с родительской помощью тут же и проделал в появившейся новомодной клинике на Богатырском проспекте. Он действительно подвязал со всеми наркотиками, подвергшись внушению и внутривенно получив инъекцию химического раствора. Раствора, который оседает на внутренних органах и, если в организм попадает наркотик, вступает с ним в химическую реакцию и вырабатывает яд, убивающий незадачливого реципиента, если срочно не ввести антидот. От бухла, впрочем, Стенич не закодировался, а зря.

* * *

Устроился он как-то, среди прочего, работать в контору, которая делает могильные памятники из бетона. Крайне успешное предприятие в середине девяностых, одна из немногих отраслей промышленности, которая процветала и традиционно высоко оплачивалась. Стенич начал зарабатывать нормальные бабки и пьянствовать с тамошними мужиками, видимо, душа всё-таки тянулась к наркотикам, так что пить он стал значительно больше прежнего, иногда экзотические напитки. Пару раз, когда у него было хорошее настроение, он приглашал меня в гости и угощал разными редкими сортами пива и чая. Слушали английский панк и обсуждали новинки оккультной литературы, в основном западных и кабалистических направлений, Стенич всегда тяготел именно к ним, а не к Востоку, йогу и вовсе считал педерастией. Разбирали коллекции минералов и кактусов, которые я ему периодически пополнял, но иногда Боря начал проявлять приступы странной параноидальной агрессии.

Несколько раз он без объяснения причин захлопнул передо мной дверь. А однажды, когда мы трезвые гуляли в Удельном парке, он закричал, что я его гипнотизирую, и неожиданно накинулся на меня, схватил за горло и начал душить. Я автоматически – коленом по яйцам и отбежал, он кричал мне, что я подонок и чёрный маг, кидал в меня камни с железнодорожной насыпи, а я ему кричал, что «Зенит – чемпион».

А потом они зашли с Вовой Вирусом, и мы договорились не общаться, я переехал жить на Васильевский остров. Начиналась «Золотая осень – девяносто восемь», о результатах коей я узнал с некоторым опозданием, настоящее «время „Ч“» для большинства моих тогдашних знакомых.

* * *

Меня тогда жизнь так стеганула, что я даже попытался устроиться на работу. В газете было написано «курьер».