Книга Моя жизнь с Чаплином. Интимные воспоминания - Лита Грей Чаплин

В путь собралось пятнадцать человек. Больше всех суетились костюмеры, поскольку им надо было не только найти и сделать костюмы для съемок, но еще раздобыть для нас теплые пальто, шляпы, обувь — вещи, которые не так легко найти в Южной Калифорнии, — чтобы мы не замерзли, пока будем находиться в условиях холодного климата.

Наконец пришло утро нашей встречи на железнодорожной станции. Мама ясно дала мне понять, что намерена следить за мной, как ястреб, — что мне не слишком понравилось, ведь я уже была не дитя, мне было пятнадцать. Кроме того, она вела себя так, словно не доверяла м-ру Чаплину.

— Доверяй, доверяй ему, — сказала мама. — Как я доверяю любому мужчине — пусть даже джентльмену.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего особенного. Торопись, а то опоздаешь.

— Мама, почему ты никогда не отвечаешь на вопросы?

Она сощурила свои большие темные глаза.

— Почему — о чем это ты говоришь? — воскликнула она. — Когда это я не отвечала на твои вопросы? Пошли, я сказала, иначе опоздаем на поезд.

Сев на поезд, я в сотый раз предприняла попытку разобраться в переполнявших меня чувствах. Я поняла, что теперь я не Лиллита Макмюррей, а Лита Грей, и что я буду играть важную роль в большом фильме, который увидят миллионы людей. Я чувствовала и радостный подъем, и груз ответственности одновременно.

Но больше всего меня волновали мои чувства к человеку, которого я осмеливалась называть — когда меня никто не слышал — Чарли. Я была уже достаточно взрослой, чтобы знать о разнице между увлечением и любовью, но я была недостаточно взрослой, чтобы понять, какие чувства испытываю к нему. Всю неделю я только и воображала любовные сцены с ним — то, против чего так ревностно выступала моя мама. Впрочем, мои фантазии были не столько эротические, сколько романтические. Я постоянно напоминала себе, что это не имеет никакого смысла, что воображать себе даже пять минут с ним вместе — глупо, поскольку ничего похожего не может быть, что я просто умру, если что-то подобное случится. Я боялась собственной тени, боялась большинства мужчин, боялась даже просто находиться рядом с кем-то из мальчиков — и тем не менее я была полностью поглощена фантазиями, как Чарли держит меня в объятиях и целует.

В то утро я не знала, как мало осталось ждать.

Глава 5

Путешествие в Тракки было долгим, но далеко не скучным; пассажиров машин, арендованных компанией для фильма «Золотая лихорадка» распирало от волнения. Едва мы с мамой разместились в нашем салоне, как в дверь постучался Джим Тулли. Он вошел с карандашом и блокнотом в руках и предложил нам немедленно заняться вопросами паблисити. «Мы должны как можно быстрее помочь публике узнать вас, — сказал он. — Газеты и журналы захотят рассказать о тебе и, конечно, мы должны всячески помогать им в этом». Он скрестил ноги и позевывал, словно желая показать, что единственная причина его присутствия — необходимость зарабатывать на хлеб, и он полон пренебрежения к нудной обязанности, выпавшей на его долю.

Несмотря на недружественную атмосферу, мы работали над тем, что он называл «пикантные подробности». Я созналась, что ничего особенно «пикантного» в моей жизни нет, но, возможно, интересно обыграть факт, что наш предок Жозе Антон Наварро дал в 1781 году название городу Лос-Анджелесу, а другой предок Генри Гейдж, был когда-то губернатором Калифорнии и послом в Португалии. Тулли кивнул и записал это. Мама добавила, что еще среди наших прародителей-колонистов были такие люди, как Пико, Римпаус, Альварадо, и Сепульведа, именами которых теперь названы улицы в Южной Калифорнии. Мне казалось, что все это нафталинные истории, и лучше рассказывать о моих хобби, мечтах, тревогах, любимых блюдах и т. д., но я, должно быть, ошибалась. После этого поверхностного интервью и множества других интервью и фотосессий в течение последующих недель в журналах и газетах повсюду появилась Лита Грей Чаплин — живая и даже яркая девочка.

В какой момент мне стало ясно, что интерес, который испытывал ко мне Чарли, был не просто профессиональным? Я помню очень конкретно место и время — один из обедов на пути в Тракки.

Чарли обедал с двумя работниками студии, а мы с мамой — за столиком, расположенным точно напротив через узкий проход. Он взглянул на меня так, словно увидел впервые, и то, что увидел, ему явно понравилось. Вся его сдержанность испарилась, и его несомненно интимный взгляд посылал такие эротические волны, что я затрепетала.

Я не могла отвести глаз, хотя понимала значение его взгляда и испугалась. Это был чувственный момент, и я прервала его первой, притворившись, что полностью поглощена салатом, — не столько из опасения, что происходящее заметит мама, сколько потому, что не представляла, как можно выдержать его настойчивый взгляд больше, чем мгновение.

Остальная часть путешествия была для меня изощренной пыткой, а мои фантазии уже ничто не обуздывало. Мерна Кеннеди наплела мне, что знает о мужчинах все. Но ее хвастовство было рассчитано на дешевый эффект. Хотя я никогда не бывала наедине с мужчиной — или даже с мальчиком, — я была уверена, что знаю о происходящем между мужчиной и женщиной больше, чем Мерна. Она рассказывала, как возбуждает его поцелуй с языком и ощущение его рук на интимных местах. Но Мерна ничего не говорила об обменах взглядами, а это означало ее полное невежество. Я тоже, конечно, обнаружила свою наивность, приняв на чистую монету ее фальшивые откровения. Я знала больше, чем она, потому что на нее не смотрел Чарли — мой Чарли, — а на меня смотрел.

На железнодорожной станции нас встретил санный экипаж, запряженный лошадьми, и отвез в единственный пристойный отель Тракки, заполненный местными жителями в красных охотничьих шляпах, сидящих в фойе вокруг печки-буржуйки. Нам с мамой показали наши апартаменты. Это была крошечная комната с бесформенной кроватью и ночным горшком под ней; с нитяным ковриком, настолько застиранным, что нельзя было угадать, какого цвета он был прежде; с маленьким кленовым бюро и несколькими низкими треногими табуретками вместо стульев; с тремя (!) плевательницами и изображением котенка, играющего с клубком ниток, на одной из щербатых стен.

— Да, это явно не «Ритц», — сказала мама, начав распаковывать вещи.

Мне было все равно. Я стояла у окна, зачарованная тем, что раньше видела только на картинках, — снегом.

Мои восторги закончились очень быстро. Погода была такая холодная той весной 1924 года, что двух дней мне хватило по горло. Хотелось лишь одного — оставаться в помещении как можно дольше. Отель отапливался недостаточно — по крайней мере, для жителей Южной Калифорнии, — но в нем было лучше, чем на этом невероятном холоде снаружи.

В первые несколько дней я видела Чарли относительно немного (вслух я по-прежнему обращалась к нему «м-р Чаплин»), но он действительно ни секунды не тратил впустую. Он лично проверял каждый кусочек земли, пригодный для фона и заставлял оператора снимать тысячи метров пленки, чтобы убедиться в возможности создать впечатление огромных заносов, используя небольшое количество снега.