Книга Гений - Мари Лу

И только теперь я понимаю, что, вероятнее всего, Тесс и положила нам форму в ванную. Она видела, как я целую Джун. Борясь с туманом в голове, я пытаюсь придумать, что бы сказать перед ее уходом, но она успевает исчезнуть за дверью.

Джун

05:45. «Венеция». Первый день в роли официального члена организации Патриотов

Я решила не присутствовать при операции. Тесс, конечно, осталась и помогала врачу. Вид Дэя, лежащего без сознания на столе с бледным и пустым лицом, слишком напоминал бы мне о том вечере, когда я склонилась над телом Метиаса на заднем дворе больницы. Предпочитаю не демонстрировать Патриотам свои слабости. Потому остаюсь в стороне, сижу на одном из диванов в большой комнате.

Я держусь от всех подальше, чтобы обдумать план Рейзора в той части, которая касается меня.

Меня арестуют солдаты Республики.

Моя задача — добиться аудиенции у Президента, а потом втереться к нему в доверие.

Я должна раскрыть ему липовый план убийства, чтобы заслужить прощение всех моих преступлений против Республики.

А потом — заманить его туда, где и произойдет настоящее покушение.

Вот к чему сводится моя роль. Думать о плане одно, а вот осуществить его — совсем другое. Я смотрю на свои руки и спрашиваю себя: готова ли я запятнать их кровью, готова ли убить кого-то? Что мне все время говорил Метиас? «Лишь немногие убивают по справедливости, Джун». Но я помню и то, что сказал в душевой Дэй: «Жизнь человека, отвечающего за всю их треклятую систему… мне такое представляется невеликой ценой за начало революции. Ты так не думаешь?»

Республика отняла у меня Метиаса. Я размышляю об Испытаниях, о лжи, которой государство окутало смерть моих родителей. Об искусственной чуме. Из этой роскошной высотки я вижу сияющий вдалеке за небоскребами Вегаса стадион для Испытаний. Лишь немногие убивают по справедливости, но если справедливая причина и есть, то вот она. Разве нет?

Руки немного трясутся, я стараюсь унять дрожь.

Воцарилась тишина. Рейзор снова ушел (вышел в 03:32 в полной выкладке). Урони я здесь иголку на мраморный пол, у меня бы барабанные перепонки лопнули от грохота. Немного спустя я обращаю внимание на небольшой экран на стене. Звук выключен, но показывают стандартный набор новостей. Предупреждения о наводнениях, грозах. Время прилета и отправления воздухолетов. Победы над Колониями по всему фронту. Иногда я спрашиваю себя, не выдумывает ли Республика победы и как на самом деле обстоят дела: выигрываем мы войну или проигрываем? По экрану катятся заголовки. Я вижу сообщение о том, что любой гражданин, замеченный с красной прядью в волосах, будет арестован на месте.

Программа резко обрывается. Я выпрямляюсь, когда появляется следующее сообщение. Новый Президент произнесет первую публичную речь.

Я в нерешительности. Кидаю взгляд на Каэдэ. Она вроде бы крепко спит. Я встаю, на цыпочках пересекаю комнату и провожу пальцем по экрану, чтобы включить звук.

Негромко, но вполне достаточно. Я смотрю, как Анден (или уже точнее, Президент) грациозно поднимается на трибуну. Он кивает привычной стене назначенных правительством репортеров. Выглядит он точно так, каким я его запомнила: молодая версия отца, в аккуратных очках, с царственно вздернутым подбородком. Одет в безукоризненно скроенную черную форму с золотой оторочкой и двумя рядами сверкающих пуговиц.

— Настало время великих перемен. Наша решимость более, чем всегда, подвергается испытаниям, а война с противником достигла пика, — говорит он; говорит так, будто его отец и не умер вовсе, а сам он всегда был Президентом. — Мы выиграли три последних сражения и захватили три южных города Колоний. До победы один шаг, вскоре Республика выйдет к берегу Атлантического океана. Таково наше предначертание.

Дальше он заверяет народ в нашей военной мощи и обещает в скором будущем перемены, о которых еще объявит. Кто знает, какая часть его слов — правда? Я снова изучаю его лицо. Голос не похож на отцовский, я ловлю себя на том, что замечаю в интонациях искренние нотки. Двадцать лет. Может, он и в самом деле верит в то, что говорит, а может, умело скрывает сомнения. Я спрашиваю себя, какие чувства вызвала у него смерть отца и как ему удается на такой пресс-конференции собраться и играть свою роль? Конгресс явно намерен манипулировать столь молодым Президентом, умело дергать за ниточки и передвигать его по политической доске, как шахматную пешку. Если верить Рейзору, столкновения у них происходят ежедневно. Вероятно, Анден жаждет власти не меньше, чем его отец, если вообще отказывается прислушиваться к Сенату.

В чем разница между Анденом и его отцом? Какой представляет себе Республику Анден и, если уж об этом зашла речь, какой, по моему мнению, она должна стать?

Я выключаю звук и отхожу от экрана. Не нужно слишком уж вдаваться в размышления об Андене. Нельзя думать о нем как о реальном человеке, если я должна его убить.

Наконец, когда в комнату уже проникают первые лучи рассвета, из спальни появляется Тесс и сообщает, что Дэй пришел в себя.

— Состояние хорошее, — говорит она Каэдэ. — Он уже сидит, а через несколько часов сможет ходить.

Она замечает меня, и улыбка сходит с ее лица.

— Гм… Если хочешь его увидеть, теперь можно.

Каэдэ продирает один глаз, пожимает плечами, а потом снова засыпает. Я улыбаюсь Тесс самой дружеской улыбкой, на какую способна, набираю в грудь побольше воздуха и иду в спальню.

Дэй полусидит на подушках, натянув плотное одеяло до груди. Он, вероятно, устал, но все же подмигивает мне, когда я появляюсь в комнате, и у меня екает сердце. Волосы его разметались вокруг головы светящимся ореолом. У него на коленях лежат несколько разогнутых скрепок (взятых из коробок в углу — видимо, он уже вставал). Он явно пытался что-то соорудить. Я вздыхаю с облегчением, когда вижу, что он больше не корчится от боли.

— Эй, — говорю я. — Рада видеть тебя живым.

— Я тоже рад видеть себя живым, — отвечает Дэй.

Он следит за мной глазами, а я подхожу к кровати и сажусь рядом.

— Я ничего не пропустил?

— Ой, пропустил! Пропустил, как Каэдэ храпит на диване. Для человека, который всю жизнь убегает от закона, у нее слишком крепкий и громкий сон.

Дэй отвечает смешком. Я снова удивляюсь его бодрости — последние несколько недель такого за ним не замечалось. Мой взгляд останавливается на его заживающей ноге.

— Как твои дела?

Дэй откидывает одеяло. Вместо раны я вижу гладкие металлические пластины (сталь и титан). Кроме того, врач заменила колено искусственным, и теперь чуть не треть ноги металлическая. Он точно солдат, вернувшийся с фронта: искусственные руки и ноги, металл там, где раньше была кожа. Вероятно, врач хорошо знакома с боевыми ранениями. Наверняка связи Рейзора с армейскими офицерами помогли ей достать столь дорогие средства, как целебные бальзамы, которые она использовала на Дэе. Я протягиваю раскрытую ладонь, и он кладет свою руку в мою.