Книга Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны. 1944-1945 - Петер Хенн

– Добрый вечер. Я хотел бы где-нибудь поспать.

Я оказался лицом к лицу с майором, с которым перед этим поругался, смотревшим на меня с ненавистью. Бросив парашют на стул, я сел на табуретку, зажег свою трубку и начал курить.

Несколько мгновений спустя я обратился к майору:

– Тридцать минут назад вы несколько раз спрашивали о моем имени. Хорошо, я – лейтенант Хенн, 6-я эскадрилья 51-й истребительной эскадры.

Человек, казалось, смягчился и сказал мне:

– Нервы у вас были на пределе, и боюсь, что и я потерял контроль над собой. Ну а теперь, только между нами, почему вы приземлились?

– Потому что у меня не осталось топлива, и я не мог лететь никуда дальше.

– Почему вы не сказали об этом прежде?

– Я думал, что вы поймете мой намек. Тот факт, что я сел с убранным шасси, должен был послужить достаточным объяснением.

– Хорошо, тогда все в порядке. Давайте больше не будем вспоминать об этом. Вы отобедаете со мной?

– Это первое разумное предложение, которое я услышал с момента посадки. Что мы будем есть?

– Все, что нам оставили бомбы.

Проглотив последний кусок, я отыскал раскладушку, улегся и попытался заснуть. Несмотря на все усилия, я продолжал бодрствовать, терзаемый мыслями.

У нас оставались еще четыре машины, когда «Крепости» бомбили аэродром Трапани. Где они теперь? Разнесены на части. Выведены из строя. Где Герберт, командир группы и его ведомый? В Кротоне, где мы должны были встретиться, я был один. Возможно, остальные не смогли приземлиться в Реджо из-за состояния летного поля. Я был последним взлетевшим, но стал первым прибывшим сюда. Хватило нескольких дней, чтобы истребительная группа, включавшая тридцать четыре машины, была уничтожена, разнесена на части бомбами и пулеметными очередями. И все же мы практически не понесли потерь в воздухе; потери были вызваны бомбежками. «Ящики» были уничтожены на земле, а пилоты рассеяны. Немецкие истребители были разбиты на земле, а не в воздухе.

На следующее утро я забрался в «Юнкерс», который доставил меня в Неаполь. Как только мы прибыли, я стал ходить из канцелярии в канцелярию, задавая каждому один и тот же вопрос. Каждый раз мне давали один и тот же ответ: «51-я эскадра? Ничего не знаем о ней. Никто не сообщал нам о ней».

Запрыгнув в транспортный самолет, я полетел в Фоджу. Мне сказали: «Летите и поищите там. Возможно, они знают, что случилось с вашей группой».

Я достаточно уже наигрался в эту игру в прятки, перелетая с аэродрома на аэродром, со стационарного аэродрома на запасную взлетно-посадочную полосу. Зная, что «Лайтнинги» имеют огромный радиус действия, я предпочитал сидеть в задней части фюзеляжа, чтобы следить за возможным появлением вражеских самолетов. Для них было бы детской забавой сбить «Юнкерс». Я не знаю ничего более неприятного для пилота, чем встретиться с ними. «Юнкерсом» управлял молодой фельдфебель, который, прежде чем мы взлетели, спросил меня:

– Сколько у «Лайтнинга» пушек?

– Четыре или шесть, в зависимости от модификации, все они спаренные.[48] Первой же короткой очередью вас может обдать великолепным «дождем».

Теперь он скользил над гребнем Апеннин, прижимаясь к каждой впадине. Я не мог не подумать, что он, должно быть, чертовски напуган. Для безопасности он снижался в каждую долину, летя зигзагами из страха быть замеченным вражеским истребителем. На наше счастье, у «Лайтнингов» на Сицилии, кажется, был полуденный отдых.

Американцы имели огромное преимущество над нами. В течение нескольких недель они бомбили окружающую местность, оставляя после себя одни развалины, а затем повсюду внезапно установилось спокойствие. В любом случае люфтваффе утратили инициативу в воздухе. Начиная с Туниса союзники достигли ужасающего численного превосходства в воздухе, с которым мы не могли бороться.

Я вздохнул с облегчением, когда мы приземлились в Фодже. Удача была на моей стороне, поскольку первая же группа солдат, с которой я столкнулся, принадлежала к одному из подразделений наземного персонала 51-й эскадры. Они были уже несколько месяцев в Фодже и проводили время, напиваясь красным вином. Старина Закс, командовавший подразделением, встретил меня с распростертыми объятиями. На мой первый же вопрос он пожал плечами.

– Я понятия не имею, где могут быть наши «птички», – ответил он. – Они должны быть или в Лечче, или еще где-нибудь на «пятке сапога».[49] Для вас было бы лучше самому полететь и посмотреть.

– На чем?

– Что за вопрос. У нас в Фодже «Мессершмиттов-109» больше, чем нужно. Пойдите посмотрите на стоянке и выберите один для себя. Я притворюсь, что ничего не вижу.

И действительно, я обнаружил массу «Мессершмиттов» в хорошем состоянии, выстроенных в линию, которые совершенно спокойно ожидали следующей ковровой бомбардировки. В Трапани мы были бы на седьмом небе, имея все эти «ящики». И все это время ангары в Фодже не вмещали новые машины, прибывавшие из Германии!

– Хорошо, Закс, но когда я думаю, что мы с Гербертом вдвоем атаковали 120 «Крепостей», а у вас тут пылятся 150 самолетов, ожидающих отправки, возникает вопрос: почему вы не направили их нам, когда еще было время?

– Послушайте, Хенн. Мне теперь все до лампочки. Я еще в Первую мировую научился не думать. То, что происходит сейчас, превосходит все пределы идиотизма. Бюрократизм одержал победу. Таким образом, я просто выполняю распоряжения. Если бы вы знали, сколько штабных офицеров в Фодже приходится на одну вашу задницу. Судя по количеству кабинетов, война здесь должна уже была закончиться.

Я проворчал что-то невразумительное и забрался в «стодевятый». Спустя четверть часа я был в Лечче. Я обнаружил там истребительную группу, но, наученный опытом, воздержался от каких-либо вопросов и отправился с рапортом к ее командиру.

– Подождите немного. Я попытаюсь выяснить, где находится ваша группа. Мне кажется, что она должна быть около Бриндизи. Я думаю, что встречал вашего командира группы и командира 6-й эскадрильи. Я не могу вспомнить, было ли это вчера или позавчера. Летите и посмотрите сами, и, между прочим, передайте им от меня привет.

– Спасибо. Я сразу же отправлюсь. Как называется аэродром?

– Сан-Вито-деи-Норманни.[50]

– Несомненно, исторический памятник.

Я взлетел. Как только я сел на новом аэродроме, один из механиков сказал мне: