Книга Дом над Двиной - Евгения Фрезер

Однажды летом, когда обустройство дома и двора было закончено, она и Александр осматривали то, что было отделено от двора покосившимся деревянным забором и называлось садом. Здесь не было и намека на дорожки, на что-то, хотя бы отдаленно напоминающее сад. Несколько чахлых деревцов боролись за жизнь, домашняя живность из соседних дворов свободно бродила и мирно паслась на этой территории. Маленький пруд затянут зеленой ряской. Вдоль забора, отделявшего сад от улицы, тянулся ряд лип, прикрывавших дыры в заборе, через которые сюда и проникали бродячие животные и люди, использовавшие пруд, чтобы топить ненужных котят и для прочих столь же неприятных дел. Рядом с прудом высился холм из земли и булыжников. Что и говорить, вид унылый. Его оживляла лишь аллейка из тонких молодых березок, ведущая к бане, скрытой в зарослях крапивы и кустов бузины.

— Что будем делать с этим? — спросил Еню Александр, беспомощно глядя вокруг.

Она ответила не сразу. А потом с тихой решимостью сказала:

— Здесь будет сад, какого в Архангельске еще не было. Мы расширим пруд, поднимем этот холм и на вершине построим красивую беседку. А здесь, — продолжала она, — на этом пустыре, будут лужайки и цветочные клумбы, редкостные деревья и кусты. Я обещаю тебе, что у нас и наших детей будет необыкновенно красивый сад, который будет переходить от поколения к поколению.

Слово свое она сдержала. По крайней мере, частично, ведь не в ее власти было заглянуть в будущее. Постепенно, с помощью книг, специалистов и рабочих, из запустения родился единственный в своем роде сад в Архангельске — реальное воплощение ее мечты.

Заборы были перестроены, двор от сада отделяла цветущая живая изгородь. Пруд очистили, расширили, завели в нем карпов, которые успешно размножались. По краям лужаек купами росли ирисы, нарциссы, камыш. Два маленьких причала-плотика с перилами покоились на воде. Возле одного из них среди берез угнездилась беседка. Возвышаясь над садом, на вершине теперь уже настоящего холма стоял миниатюрный волшебный замок. Ступеньки среди цветущих кустов вели в комнату, где стояли стол и стулья. Ромбовидные цветные стекла в окнах готического стиля доставляли нам, детям, огромное удовольствие: мы смотрели сквозь них в сад, и он превращался в таинственное место, то сумрачное, то, наоборот, золотое и ясное. Из этой комнаты дверь вела на наружную лестницу, по которой можно было попасть на плоскую крышу, огражденную невысоким зубчатым парапетом. На одном углу крыши была башня, внутри которой ступени винтовой лестницы вели на крошечную площадку с флагштоком. Отсюда открывался прекрасный вид на окрестности и реку, а если посмотреть вниз, увидишь лужайки, цветочные клумбы, экзотические деревья и кусты. Сирень всех оттенков росла в огромных количествах, хорошо выдерживая здешние морозы. Голубая ель и величественные темно-зеленые сосны также были уроженцами этих мест. Но многие растения были привезены из дальних мест: бальзамический тополь с красными душистыми сережками — из Сибири, некоторые растения и луковичные — из степей, много редких и красивых цветов — с берегов далекого озера Байкал.

Я помню, что к нам постоянно прибывали завернутые в мешковину растения. Из Шотландии были привезены розы. А однажды мы с волнением встречали яблоню. Может, теперь яблони и растут далеко на севере, но семьдесят лет назад эта яблонька была единственной в Архангельске, если не во всей губернии. В начале лета группки гимназистов часто приходили посмотреть, как цветет в нашем саду эта диковинка.

Сад был живым памятником великому трудовому подвигу, а создательницу его можно поставить в один ряд с выдающимися садоводами.

Александр всячески помогал жене и не жалел денег на воплощение ее замыслов. Их маленькая дочь Ольга, подрастая, бегала по усыпанным гравием дорожкам или играла в рощице, где отец соорудил для нее качели между деревьями. Нежная зелень молодой травы пробивалась на лужайках, ровные ряды ягодных кустов сулили богатый урожай в конце лета.

Евгения и Александр ждали второго ребенка. Оба хотели сына, ведь впереди было столько дел!

К сожалению, прекрасный английский сад, созданный Евгенией в Архангельске, в советское время пропал. Через много лет, когда от сада почти ничего уже не осталось, в комнатушку на Троицком, где жила теперь Евгения с мужем, пришли люди и просили восстановить сад, пообещав всяческую помощь. Бабушка была уже пожилой женщиной, ее жизнь клонилась к закату. Она отдала им несколько оставшихся от библиотеки дорогих ей книг и с горькой иронией сказала: «Кто разрушил, тот пусть и строит».

В конце июня 1880 года дедушка и бабушка были приглашены на крестины куда-то на северную окраину Архангельска. Отец новорожденного хотел, чтобы Александр стал крестным. Крестины обещали быть веселым праздником с обильным угощением и выпивкой.

Еня, проведя накануне беспокойную ночь и страдая от ранних симптомов беременности, решила остаться дома. Она боялась, что тряска в дороге и жара усугубят ее страдания. Александр, любивший править сам, когда выезжал один, запряг лошадь в рессорную двуколку и, пообещав вернуться пораньше, отправился на крестины.

После совершения обряда крещения гости сели за стол. Последовали обычные многократные тосты за здоровье нового гражданина, за счастливых родителей, всех бабушек и дедушек, крестных, священника, дьякона и других важных гостей. Когда настало время ехать домой, Александр был крепко навеселе.

Была ночь. Лошадь, довольная возвращением в родную конюшню, весело трусила вдоль спящих домов. Александр обычно ездил мимо военной казармы, сокращая путь к дому. Многие солдаты и офицеры знали его в лицо, но сегодня, свернув на знакомую дорогу, Александр с удивлением увидел, что путь ему преградил караульный. Александр подъехал ближе — этого солдата он прежде не видел. Ясно, что и солдат не знал Александра, и поэтому крикнул: «Нельзя!».

Если бы Александр был трезв, здравый смысл взял бы верх, а если бы Еня была рядом, она наверняка убедила бы его не ввязываться в спор и ехать другой дорогой. Но Ени с ним не было, и Александр был пьян. Негодование и гнев бушевали в нем, ему показалось оскорбительным поведение солдата. Бросив поводья, Александр спрыгнул с двуколки и шагнул к часовому…

Никто не знает деталей происшедшего. Достоверно известно лишь, что солдат поднял ружье и прицелился. Александр, потеряв рассудок и забыв осторожность, бросился на солдата… Недолгая борьба закончилась громким выстрелом, эхом отдавшимся от стен казармы. Солдат осел на землю.

Внезапное осознание содеянного так потрясло Александра, что он протрезвел. Он стоял, не в состоянии двинуться, не зная, жив ли солдат, лежащий у его ног. Лицо молодого парня смертельно побледнело. Маленькая красная лужица растекалась под ним.

От казармы бежали люди…

Наслаждаясь прохладой позднего июньского вечера, Еня вышла в сад. Солнце медленно скользило к закату. Мягкий, нежный свет его таинственным покровом окутывал сад. Не шелохнутся листья, уснули птицы. Еня бродила между сладко благоухающими клумбами, по серебряной березовой аллее, гуляла вокруг пруда. Наконец устала и, облокотись на белые перила маленькой пристани, загляделась в таинственную темную глубину. В ней росло чувство обиды. Александр обещал вернуться пораньше, но вот почти полночь, а его все нет. Она направилась к дому, и тут услышала скрип колес по гравию и голоса.