Книга Наталья Гончарова - Вадим Старк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При Пушкине этой частью Яропольца владел внук фельдмаршала Григорий Иванович. С родственниками и соседями Гончаровых по Яропольцу Пушкины также состояли в родстве. Григорий Иванович Чернышев доводился троюродным братом матери Пушкина Надежде Осиповне.
По семейным преданиям, для проектирования господского дома Александра Петровича Дорошенко якобы был приглашен Карло Бартоломео Растрелли, строивший тогда придел в соборе расположенного поблизости Новоиерусалимского монастыря, а тот прислал для осмотра местности своего сына, будто бы снявшего план и отвезшего его отцу. Однако это, скорее всего, одна из легенд, рождавшихся тогда, когда имя действительного архитектора оставалось неизвестным. Стиль постройки в Яропольце далек от тех барочных сооружений, которые связываются с именем строителя Воскресенского Смольного монастыря и Зимнего дворца в Петербурге. Скорее, по всем внешним признакам, его проектировал кто-то из зодчих школы Баженова и Казакова, строивших и Чернышевскую усадьбу.
Старший сын гетмана Александр Петрович Дорошенко женился на Прасковье Федоровне Пушкиной, дочери Федора Матвеевича Пушкина, а их дочь Екатерина вышла за Александра Артемьевича Загряжского, деда Натальи Ивановны Гончаровой. Именно по этой длинной цепочке Ярополец, пожалованный некогда гетману Дорошенко, достался в конце концов Наталье Ивановне, а после ее смерти перешел в род Гончаровых. Вследствие брака между А. П. Дорошенко и П. Ф. Пушкиной в жилах Натальи Николаевны текла и кровь Пушкиных, а значит, она состояла в родстве с Александром Сергеевичем не только по линии Гончаровых, но и по линии Загряжских. Насколько оно было далеким?
Пушкины и Загряжские, представители древних фамилий, могли, как говорится, счесться родством. Имя Федора Матвеевича Пушкина вошло в историю России петровского времени и не однажды в стихах и прозе было помянуто Пушкиным. Он писал в статье «Опровержение на критики» о представителях своего рода конца XVII века: «При Петре они были в оппозиции, и один из них, стольник Федор Алексеевич, был замешан в заговоре Циклера и казнен вместе с ним и Соковниным». Давно уже замечено, что здесь Пушкин описался, назвав Федором Алексеевичем Федора Матвеевича. Позднее, в «Начале автобиографии», он называет правильно его и его отца: «…окольничий Матвей Степанович (подписался. — В. С.) под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его характеру). При Петре I сын его, стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе с Циклером и Соковниным». В стихотворении «Моя родословная» поэт имел в виду именно его:
Академик С. Б. Веселовский комментирует эти строки с точки зрения историка: «Выражения „оппозиция“ Пушкиных деятельности Петра I и „неукротимость“ родни Ф. М. Пушкина представляются неудачной и неверной характеристикой сообщников Алексея Соковнина и Ивана Цыклера. Немного дерзко звучит и выражение, что Ф. М. Пушкин был повешен (не повешен, а обезглавлен) за то, что „не поладил“ с Петром I». Веселовский полагал, что поэт не был осведомлен о том, какое участие приняли Пушкины, то есть «неукротимая родня», в заговоре против Петра I. Он доказывает, что они явились всего лишь второстепенными его участниками, хотя и пострадали при его раскрытии. Ф. М. Пушкин, женившись на дочери Алексея Соковнина Пелагее (у Пушкина ошибочно «дочь Цыклера»), попал в среду сторонников старомосковского уклада жизни. Отец «не поладившего» с царем, боярин Матвей Степанович Пушкин, тогда самый крупный представитель своей фамилии на государственной службе, был после казни сына сослан в Енисейск, лишен боярства и имущества. Малолетнего внука Федора он взял с собой в Сибирь, где оба вскоре скончались. Дядя казненного, боярин Яков Степанович, хотя его вина не была доказана, также был удален из Москвы — сначала на Белоозеро, а затем в свою касимовскую деревню, в которой вскоре и умер. За неимением мужского потомства эта ветвь Пушкиных вовсе угасла. Таким образом, эта оппозиция, как писал Веселовский, «вывела навсегда весь род Пушкиных из среды московской знати и из правящих верхов государства».
Пушкин не случайно в набросках статьи «Опровержение на критики» включил в план автобиографии сюжет «казненный Пушкин» с именами, ключевыми для понимания истории своего рода, какой она ему представлялась: «Рача, Гаврила Пушкин. Пушкины при царях, при Романовых. Казненный Пушкин. При Екатерине II. Гонимы. Гоним и я». Заключительные пункты этого плана объясняют определенную избирательность сюжетов из истории пушкинского рода, на которых поэт останавливает свое внимание и в некотором смысле тенденциозно акцентирует их разработку для читателей. Он выделяет прежде всего тех родственников, которые вошли в общую или частную семейную историю как гонимые, подвергшиеся опалам и казням. В своей собственной судьбе он видит развитие этой роковой семейной темы.
В каком родстве с казненным состоял поэт? Ольга Сергеевна Павлищева в «Воспоминаниях о детстве А. С. Пушкина», записанных с ее слов 26 октября 1851 года, рассказывает о бабушке Марии Алексеевне следующее: «По отцу, будучи внучкою Федора Петровича Пушкина, замешанного в заговоре Соковнина, она приходилась внучатною сестрою зятю своему Сергею Львовичу». Поправив Пушкина в его мнении о родстве родителей, она допускает другую ошибку, назвав Федора Петровича (вместо Федора Матвеевича) участником заговора Соковнина. О. С. Павлищева довольно хорошо, в чем-то даже лучше брата, разбиралась в родословной Пушкиных, но значительно хуже в русской истории. Она путает Федора Матвеевича с тезкой, тоже стольником Федором Петровичем, их прямым предком, полагая последнего участником заговора против Петра I. Тут же ею поминается стихотворение «Моя родословная», в котором мятежный Пушкин назван «пращуром». Судя по всему, в семье Пушкиных существовало предание, что их предок был казнен Петром I, но никто не знал точной степени родства с ним.
Слово «пращур» в буквальном смысле означает прямого предка в шестом колене. Таковым по отношению к Пушкину Федор Матвеевич не является, так как еще в десятом колене от Ратши разошлись ветви, к которым они принадлежали. Их общий предок — это Иван Гаврилович Пушкин, живший в XV веке. К шестнадцатому колену по одной ветви относился Федор Матвеевич, к двадцатому подругой — Александр Сергеевич. Таким образом, ни о каком близком родстве между «казненным» Пушкиным и поэтом речи быть не может. Федора Матвеевича можно называть пращуром Пушкина лишь условно-обобщенно. Зато интересно отметить тот факт, что детям Пушкина Федор Матвеевич приходился прямым пращуром по линии Натальи Николаевны, так как она была его прапраправнучкой.
Для современного человека в эпоху разрушенных связей между целыми сословиями курьезным представляется родство людей далее третьего-четвертого колена, ибо порой забытыми оказались даже имена родных дедов и прадедов. В древней же Руси почиталось делом чести и непременным фактором сосуществования в обществе «счесться» родством, каким бы отдаленным оно ни казалось. Конечно, это в первую очередь относилось к дворянству. Порода в системе Московского государства поднимала человека несоизмеримо выше личной заслуги, которая служила на практике лишь слабым подспорьем к «отечеству», то есть происхождению.