Книга Человек, лишённый малой родины - Виктор Неволин

Артель «Трудовик» и праздник первого урожая

Но наконец-то закончился наш самый первый и самый тяжёлый ссыльный год. Мы дожили до весны 1932 года. Начало пригревать солнце. Потеплело. И власти немедленно поставили перед ссыльными задачу – раскорчевать лес для полей и начать растить хлеб. Хотя для экономики это было совершенно невыгодно, нерационально, но ведь несчастных арестантов надо было чем-то занять, и их решили сделать хлебопашцами.

Для начала официально создали артель «Трудовик». Председателем избрали нашего родственника Максима Петровича Пичугина. Дали посёлку лошадей, плуги, бороны. Хотя это и было гиблым делом, но мужики и ему обрадовались. Возле них появилась живая скотина. И всё-таки какое-то крестьянское занятие. Только вот доброй земли здесь не было, а пашню надо было заново создавать, корчевать лес. Что ж, наконец-то появится хоть какой-нибудь просвет в небе.

Теперь уже начали строить вместо общих избушек дома. Правда, тоже барачного типа, из двух квартир. К осени мы с семьёй вошли в новую квартиру с одной большой комнатой, где поставили маленькую глинобитную печь и буржуйку. Для родителей была сделана деревянная кровать, её застлали матрацем из болотной травы и укрыли половиками. А мы все продолжали спать на полу на потнике – войлоке. Бабонька совсем обессилела, заболела, и её едва уговорили поехать хотя бы на время пожить к дочери Анне в город Ачинск.

Из вновь нажитого имущества в нашем доме появилась прялка. Купили где-то куделю, и мама пряла нитки и учила этому дочку Машу. Из мебели в квартире появилась длинная лавка и несколько скамеек.

С весны начали подумывать о раскорчёвке собственного огорода. Правда, не было никаких семян. Ждали, что нам их пришлют из Верхнеусинского. Сложнее было с картофелем. Кое-где мы его зимой доставали, но он был в основном мороженным. Мама как опытная хозяйка с весны собирала все картофельные очистки и проращивала их для посадки в огороде. Потом их высадили целое ведро и осенью получили отменный урожай. А вот другие овощи, за исключением репы, росли плохо, и мы были вынуждены собирать на зиму зелёные капустные листья.

Страшный голод продолжал преследовать нас в 1932 и 1933 годах. Запомнилось на всю жизнь, как мама снарядила нас, трёх мальчишек – Митю, Васю и меня – на заготовку капустных листьев в деревню Богдановку за тринадцать километров от дома. Сделали нам три котомки из старой мешковины, и мы рано утром двинулись в путь. Пошли, конечно, без разрешения коменданта. Уборка огородов в деревне уже завершилась, и мы просили местных разрешить собрать нам всё, что осталось, в том числе и зелёные капустные листья.

Так с хозяйского разрешения обошли три огорода. В одном хозяйский мальчишка натравил на нас собаку, и она укусила меня. Правда, не очень сильно, но я после того всю жизнь боялся собак. На нашу долю достались не только зелёные листья капусты. Кое-где торчали в земле обломленные кочерыжки. Мы рылись в обобранных морковных грядках, подбирали остатки, выискивали мелкую морковь и здесь же лакомились ею. Набив котомки, собрались в обратный путь, а есть так сильно хотелось! Просить милостыню Христа ради стеснялись. Долго перепирались между собой, кто осмелится попросить. После долгих колебаний старший из нас, Митя, всё же решился зайти в один дом, попросить что-нибудь поесть.

В одном доме нам отказали. Сказали: много вас тут, нищих, ходит! А вот во втором доме хозяйка отнеслась к нам сочувственно. Нам дали полбулки чёрного хлеба и крынку молока. Сначала мы хотели оставить хлеб на потом, но, получив молоко, здесь же на крыльце начали свою трапезу. Ели жадно, торопливо, а на нас, как на зверьков, смотрели хозяйские ребятишки из-за угла. Я машинально перед тем, как съесть свою порцию, перекрестился, и они сразу стали рассказывать об этом своей матери и показывать на меня пальцем, как на чудо.

Мы давно забыли вкус молока и поэтому пили его по капле, наслаждаясь этим божественным напитком. После трапезы Митя сказал хозяйке: «Благодарствуем!» – и все ей низко поклонились, чем весьма поразили добрую женщину, непривычную к такому обращению. Утолив голод, на обратной дороге мы бежали вприпрыжку. Дома нашими припасами остались довольны. Мама засолила капустные листья. Зимой мы ели зелёные щи, и они всегда казались нам очень вкусными.

1932 год запомнился мне мало. То ли потому, что я был ещё мал, или просто год был однообразен. Запомнилось одно: я всегда хотел есть. Дома вся жизнь проходила у железной печки. Стояли сильные морозы, и печку всё время нужно было топить. Ложились рано. Керосин экономили, пользовались коптилкой. У многих и коптилок не было. Освещались лучиной, но люди по вечерам уже начинали ходить друг к другу на посиделки. Пели песни, всегда какие-то заунывные и печальные. Пели в основном женщины.

Всё же весна 1933 года осталась в памяти прилётом в наш посёлок скворцов. Люди как будто снова очнулись для жизни. Неожиданно для себя почувствовали приход весны. Поняли, что пережили ужасную «гробовую» зиму. Почувствовали, что живут, и всем сердцем потянулись к жизни.

Вся ребятня начала строить скворечники. Построили их такое множество, что скворцов на всех не хватило. И те, у кого скворцы не прижились, сильно печалились.

В поле впервые на этой гиблой земле вышли первые пахари, сеяльщики. Плуги были металлические, а вот бороны ещё деревянные, хотя сами штыри были из металла. На раскорчёванных площадях посеяли овёс, рожь, лён и коноплю. Мужики работать умели и всё делали по-своему, без учёных агрономов, хотя местных условий хлебопашества не знали. Каждая семья расширила свои огороды. Появились и первые домашние животные, хотя собаки и кошки всё ещё были редкостью. Начали по возможности заводить коров, куриц и свиней.

После первого сбора урожая артель «Трудовик» решила коллективно отпраздновать окончание полевых работ. Зарезали ради праздника пару артельных бычков, наварили пива. Откуда-то привезли водки и устроили первый ссыльный пир. Для нас, ребятишек, это тоже был праздник. Мы подсматривали из-за углов, как веселятся люди. Ещё недавно прибитые нуждой, лишениями и голодом, они вдруг расправили плечи, заиграли, развеселились, запели песни и заплясали. Впервые весело запела гармонь.

Люди словно забыли, что больше двух лет они как будто не существовали на белом свете. Подвыпивши, все стали объясняться в любви и преданности друг к другу, просить друг у друга прощения за то, что когда-то обидели, забыли о родственных связях. В общем, пир получился на славу.

После того как взрослые напились, поели и вышли из-за стола, пустили на «зачистку столов» и ребятишек. И мы не подвели! Накинулись всей гурьбой на оставшееся съестное, вмиг всё подчистили и вылизали чашки. По посёлку ещё долго шумели и пели песни. И председатель артели Максим Петрович Пичугин остался очень доволен проведённым «праздником урожая».

Собранный урожай, конечно, не мог решить всех проблем. И надо было думать о будущем. Нужны были семена для будущей весны. И пора было начинать разводить скот. Теперь можно было переходить на своё частичное обеспечение.

Это ведь царь мог неплохо содержать из казны своих подневольных ссыльных. Например, Владимир Ильич Ульянов (будущий Ленин) в Шушенском, не работая, мог прекрасно жить на царское пособие, полагавшееся по закону для ссыльного.