Книга Сергей Есенин. Биография - Михаил Свердлов

Петроград. Знаменская площадь и Николаевский вокзал 1910-е

Но почему вторым номером в есенинском перечне значился Александр Блок, в отличие от Городецкого никогда не промышлявший стилизаторскими, псевдонародными виршами?

Ответить на этот вопрос нетрудно. В данном случае Есенин шел по уже проторенному пути: за восемь лет до него с обращения к Блоку начал свою громкую литературную карьеру крестьянский поэт Николай Клюев. В октябре 1907 года он отправил автору “Нечаянной радости” письмо со стихами и с пожеланием:…если они годны для печати, то потрудиться поместить их в какой-нибудь журнал”[132]. Блок не только “потрудился” продвинуть клюевские стихи в печать, но и сочувственно процитировал одно из писем своего корреспондента в статье “Литературные итоги 1907 года”, снабдив это письмо собственным выводом: “Так, как написано в этом письме, обстоит дело в России, которую мы видим из окна вагона железной дороги, из-за забора помещичьего сада да с пахучих клеверных полей, которые еще А. А. Фет любил обходить в прохладные вечера, “минуя деревни””[133].

Александр Блок. 1916

Фигура Клюева с его крестьянским происхождением, религиозными исканиями и изощренной поэтической манерой идеально вписалась в ландшафт модернистской литературы того времени. Именно тогда в произведениях символистов, в первую очередь Андрея Белого и Александра Блока, “традиционная тема русской природы и русской деревни отступила на второй план, создав дальний фон темной таинственности и загадочности, откуда предстоит выступить еще не сказавшему своего слова русскому народу”[134]. “Крестьянство есть христианство, а может быть, и наоборот: христианство есть крестьянство”. Эта броская формула признанного наставника младшего поколения модернистов Дмитрия Сергеевича Мережковского (Клюева не любившего), пусть и полемически приписанная им Достоевскому[135], таила в себе заряд привлекательности для очень и очень многих.

“Христос среди нас”. Такие блоковские настроения отразило письмо, посланное жене Сергея Городецкого Анне 7 декабря 1911 года[136]. В дальнейшем автор “Стихов о Прекрасной Даме” все же стал относиться к Клюеву более настороженно. “Ведь вот иногда в нем что-то словно ангельское, а иногда это просто хитрый мужичонка”, – говорил Блок о Клюеве Василию Гиппиусу осенью 1913 года[137]. Однако оживленный обмен письмами между Клюевым и Блоком продолжился, причем Блок в эпистолярном диалоге с крестьянским поэтом ощущал себя “кающимся дворянином”[138], а Клюев умело чередовал наставления и обличения общего порядка с вполне конкретными, бытовыми просьбами о денежной помощи и об устройстве своих стихов в петербургские журналы и альманахи.

Трудно предположить, что Есенин к началу марта 1915 года ничего не знал о клюевских контактах с Блоком: судьбой Клюева он, без сомнения, интересовался живо и ревниво[139]. Для современников же параллель между вступлением Клюева и Есенина в мир большой литературы через посредничество Блока была весьма отчетливой. Так, Зинаида Гиппиус в статье “Судьба Есениных” язвительно назвала Клюева “заводчиком” крестьянских поэтов – визитеров к Блоку[140]. А Георгий Адамович даже “вспомнил” в своей статье о Есенине, что молодого стихотворца, в первый раз явившегося к Блоку, “сопровождал Клюев”[141].

Но это было не так. Есенин пришел один, и Блок принял его не сразу. Зинаиде Гиппиус начинающий поэт “не то с наивностью, не то с хитрецой деревенского мальчишки” позднее рассказывал, как сначала ему доверительно сообщили, что Александр Александрович “еще спит… “со вчерашнего”” пьянства[142]: не совсем понятно, чем незнакомый визитер мог с ходу вызвать домашних Блока на подобную откровенность.

Впрочем, Всеволод Рождественский в мемуарной книге “Страницы жизни” привел еще менее соответствовавший действительности монолог Есенина о своей первой встрече с Блоком:

“Блока я знал уже давно, – но только по книгам. Был он для меня словно икона, и еще проездом через Москву я решил: доберусь до Петрограда и обязательно его увижу. Хоть и робок был тогда, а дал себе зарок: идти к нему прямо домой. Ну, сошел я на Николаевском вокзале с сундучком за спиной, стою на площади и не знаю, куда идти дальше, – город незнакомый Остановил я прохожего, спрашиваю: “Где здесь живет Александр Александрович Блок?” – “Не знаю, – отвечает, – а кто он такой будет?” Ну, я не стал ему объяснять, пошел дальше. Раза два еще спросил – и все неудача. Прохожу мост с конями и вижу – книжная лавка. Вот, думаю, здесь уж наверно знают. И что ж ты думаешь: действительно, раздобылся там верным адресом. Блок у них часто книги отбирал, и ему их с мальчиком на дом посылали. Вот и дверь его квартиры. Стою и руки к звонку не могу поднять. Легко ли подумать: а вдруг сам Александр Александрович двери откроет. Нет, думаю, так негоже. Сошел вниз, походил и решил наконец – будь что будет. Но на этот раз прошел со двора, по черному ходу. Поднимаюсь к его этажу, а у них дверь открыта, и чад из кухни так и валит. Встречает меня кухарка. “Тебе чего, паренек?” – “Мне бы, – отвечаю, – Александра Александровича повидать”. А сам жду, что она скажет – “дома нет”, – и придется уходить несолоно хлебавши. Посмотрела она на меня, вытирает руки о передник и говорит: “Ну ладно, пойду скажу. Только ты, милый, выйди на лестницу и там постой. У меня тут, сам видишь, кастрюли, посуда, а ты человек неизвестный. Кто тебя знает!” Ушла и дверь на крючок прихлопнула. Стою. Жду. Наконец дверь опять настежь. “Проходи, – говорит, – только ноги вытри!” Вхожу я в кухню, ставлю сундучок, шапку снял, а из комнаты идет ко мне навстречу сам Александр Александрович.