Книга Агент полковника Артамонова - Борис Яроцкий

Вот с их отцом у него будут особые счеты. Но, прав Атанас, прежде чем принимать против него какие-либо действия, нужно будет спросить Марьянку. Ведь мудир — отец ее детей. И все же, не увидев Марьянку, он не мог вернуться к геодезистам.

Утром, гуляя по базару, он встретил женщину, которая, будучи еще девочкой, дружила с Марьянкой. К ней он и обратился. Она с опаской взглянула на высокого болгарина в турецкой одежде. То, что он болгарин, да еще габровец, она признала по акценту.

— Я родственник Марьяны, вашей подруги. Вы с ней видитесь?

Она молча схватила его за рукав, опасливо оглядываясь, увела от толпы, остановилась за возом, нагруженным круглыми желтыми тыквами.

— Вы муж Марьяны. Теперь я вижу. Хотя и одежда на вас чужая, да и борода вроде не ваша. Вы где-то долго пропадали.

А с ней мы изредка общаемся. Ей нельзя ходить в церковь. Она меня просит ставить свечку за упокой души Константина. Она долго не верила, что вы утонули. Но муж ей показал стамбульскую газету, в ней было написано, что поджигатель габровской почты при переходе границы утонул в Дунае.

От подруги Константин узнал некоторые подробности присвоения отставным полковником замужней женщины-болгарки. В османской армии существовал обычай: офицер-вдовец имел право за особые заслуги перед Портой при увольнении взять в жены женщину не турчанку, на которую он укажет. Согласие женщины не требовалось. В Оттоманской империи женщина не турчанка приравнивалась к рабыне.

Так пятидесятилетний полковник Ахмед-Гамди-паша стал владельцем двадцатилетней болгарки Марьяны. Ее ребенка он велел передать кому угодно. Кровных родственников у Марьяны не было, и ребенка передали деду Николе. Когда Гочо исполнилось восемь лет, Ахмед-Гамди, к тому времени уже начальник почтово-телеграфного отделения, вопреки желанию матери определил мальчишку в школу воспитанников армии, ранее составлявших корпус янычар. И его отвезли в Чекмеджи, в портовый город на берегу Мраморного моря.

— Мне нужно свидеться с Марьянкой, — попросил он ее подругу.

Та объяснила ему, что для Марьяны это смертельный риск: Ахмед-Гамди, узнай, с кем она встретилась, убьет ее. Да и для Фаврикодорова риск не меньше.

— Со смертью я встречался, — Константин усмехнулся и показал на шрам. — Она прошла рядом. А Марьянке только скажите: Костя в Габрово. Пусть сама решает.

— Хорошо, — сказала подруга Марьяны. — Если ей удастся вырваться из дому, то встретиться она сможет разве только на базаре.

— Пусть она зайдет к моим старикам. Хотя бы на минуту…

— Вряд ли зайдет… А там — воля Господа.

Женщина взглядом простилась и тут же слилась с базарной толпой.

Константин решил каждый день приходить на место, где стояли крестьянские телеги с нехитрым габровским товаром. Как долго он останется не опознанным жандармами, об этом он думал меньше всего.

В голове роились всякие мысли, и главная: во что бы то ни стало увидеть Марьянку, потом — хоть смерть. Эта мысль пьянила, притупляла опасность. Но внутренний голос осуждающе предостерегал: ты забыл, что на тебя надеется капитан Артамонов? Ты не имеешь права рисковать собой, не совершив главного дела своей жизни — освобождение родины от турецкой неволи. Россия вам, болгарам, протягивает руку помощи.

Три дня он ходил по базару. На него уже стали обращать внимание: что нужно этому турку? Ни к чему не приценивается, ничего не покупает. Базар постепенно редеет, и он незаметно уходит.

Родители догадывались: болит у него душа по Марьянке. Она не виновата, что родилась красивой. Потому и приглянулась старому полковнику.

Родители Кости жалели невестку. Но не могла она вырваться из цепких лап жестокого турка. Бежать, да еще с двумя малышами, которых она родила в первый год жизни в заточении, не могла.

Много лет назад подобная судьба ждала турчанку Зайди-ну, мать Константина. За нее отдал калым богатый сирийский купец, он годился ей в дедушки. Она схитрила, сказала родителям, что согласна пойти в гарем к сирийскому купцу.

Купец должен был заявиться утром, а она майской ночью сбежала из дому, ушла в горы, где чабаны-болгары пасли овец, попросила спрятать ее от ищеек престарелого жениха. Чабаны ее надежно спрятали в пещере. В пещере она пребывала до осени. Еду ей носил молодой чабан Никола. Они полюбили друг друга.

Весной у них родился первенец. Родители Зайдины купцу вернули калым. От дочки-беглянки отказались. Николу и Зайдину обвенчали в церкви. У Кости были братья, но они умерли в раннем детстве.

В девять лет Костя пошел в школу. Особенно легко ему давались языки. К двенадцати годам он бойко говорил и читал по-турецки. Учитель турецкого языка предложил ему заработок: посещать дома богатых турок и читать им стамбульские газеты. Многие турки хотя и купались в роскоши, владели виноградниками и ореховыми рощами, а писать и читать не умели. За чтение газет платили гроши, но для мальчика это были деньги. И родители гордились, что их Костик уже не пропадет, сумеет пробить себе дорогу.

У родителей была тайная мечта — после начальной школы отправить мальчика в Стамбул, чтоб там он выучился на механика. У землевладельцев уже появлялись паровые локомотивы. Их покупали в Англии.

Но в Стамбул Косте дорога оказалась закрытой: у него была не чистая турецкая кровь. И он поселился в Габрово, работал на виноградниках. Там он и встретил Марьянку, оставшуюся без родителей, на попечении бабушки. Бабушка умерла, когда Марьянке едва исполнилось пятнадцать лет. К шестнадцати годам молодых обвенчали в церкви. Но счастье обошло их стороной. Турок отнял у Кости Марьянку.

Так и не увидевшись с Марьянкой, Константин вернулся к своим друзьям-геодезистам.

Плевна. 1869. 15 августа

Под Габрово экспедиция задержалась надолго. Было несколько причин задержки — и одна из них, невозвращение Фаврикодорова.

Николай Дмитриевич уже испытывал тревогу: не схватила ли проводника полиция? У проводника российское подданство. Но подданство подданством, а, если человек совершил преступление против Порты, к тому же не является турком, наказание не заставит себя долго ждать: виселицы есть на всех рынках во всех городах Европейской Турции. Казнят обычно по праздникам, когда горожане имеют возможность, не отвлекаясь от повседневных забот, своими глазами видеть работу палача. Пусть дрожат славяне. Пять столетий им рубят головы, а они все не желают покориться воле турецкого мусульманина.

Волновались и остальные члены экспедиции. Но вслух о своих предположениях пытались не распространяться. Каждый был занят своим делом. За эти дни геодезисты нанесли на карту дорогу, которая значилась как проселочная, а на самом деле была с твердым покрытием, пролегала от Тырново до Шипки. На север от Тырново, в направлении Систово, велись земляные работы. Через год-два и там будет проложена дорога с твердым покрытием.

Все эти изменения на местности скрупулезно наносились на карту. «Нет, — рассуждал Николай Дмитриевич, — турки время не теряют, готовятся к войне основательно, ждут неприятеля с севера». А вот болгары ждут с севера освободителей. Это даже чувствовалось по отношению болгар к русским геодезистам.