Книга Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941-1945 - Эрих Керн

Ошеломленные, потерявшие дар речи матросы сгрудились над мертвым телом.

– Мадам, – проговорил чекист, руководивший поисками, после того как все попытки вернуть Григория Ивановича к жизни не увенчались успехом. – Как видите, произошел несчастный случай. Мы удовлетворили вашу просьбу, и я не могу вам больше чем-либо помочь.

– Но разве на судне нет другого водолаза?

Чекист вопросительно посмотрел на стоявших вокруг моряков, которые под его взглядом в испуге отшатнулись.

– Граждане! – сказала мадам Лаваль. – Я уплачу десять тысяч рублей тому, кто вернет мне тело моего мужа.

– Десять тысяч рублей! – послышался недоверчивый шепот. – Целых десять тысяч рублей.

– Быстренько решайте, – проговорил чекист. – Француженка сдержит свое обещание, я ручаюсь.

Кочегар, решившийся на погружение, спокойно наблюдал за тем, как с мертвеца стаскивали водолазный костюм. Потом, не произнеся ни слова, натянул его на себя и исчез под водой.

Кольцо за кольцом равномерно разматывался трос, а пунктир поднимавшихся из глубин воздушных пузырей указывал на то, что новый водолаз уверенно продвигается к тому самому месту, где, предположительно, находятся утопленники. И вновь несчастная французская женщина не сводила глаз с поверхности моря, и опять присутствовавший при этом чекист отсчитывал роковые минуты.

Внезапно последовал отчаянный рывок за сигнальную веревку. Матросы дружно ухватились за трос, и скоро кочегар снова оказался на борту. Когда же сняли с него шлем, то увидели кровь и пену, идущие у него из носа и рта. Он дико поводил глазами.

– В чем дело? – рассердился чекист. – Ты что, спятил?

– Десять тысяч рублей! – пронзительно завопил кочегар. – Там десять тысяч мертвецов, идущих по дну моря! Священники, буржуи, генералы и солдаты.

Он с криком начал кататься по палубе и неистово размахивать руками. (Подобные массовые утопления особенно практиковались после занятия 6 ноября 1920 г. Красной армией Крыма, когда десятки тысяч воинов Русской армии Врангеля, а также десятки тысяч русских мирных беженцев, поверив обещаниям амнистии, сдались в плен и были зверски убиты командами палачей под руководством эмиссаров из Москвы – Белы Куна и Розалии Землячки (Залкинд). – Ред.)

– Вы слышали, товарищ? Здесь, в больнице, лежит человек, который их видел.

– Кто кого видел?

– Мертвецов, – объяснила женщина, выходя из булочной с караваем хлеба, полученным по распределению.

– И среди них возвышается во весь рост священник с развевающимися волосами и воздетыми к небу руками, проклинающий нас и наш город. Все они стоймя бродят по морскому дну. Слышите, стоймя!

Слухи о бродящих мертвецах распространились от дома к дому, проникли в красноармейские казармы, в тюремные камеры приговоренных к смерти, поползли по узким кривым переулкам и трущобам Одессы, где обитал пролетариат. Вечером в городе, в разных концах, стали раздаваться угрозы по адресу руководителей красных.

На следующее утро в порту вспыхнул бунт и началась забастовка. Туда поспешил главный комиссар ЧК.

– Мертвые не бродят! Идиоты! – яростно кричал он возбужденным собравшимся. – Тела стоят прямо, потому что после трех дней пребывания в воде стремятся всплыть на поверхность, а груз, привязанный к ногам, держит их у дна. Кончайте базарить, товарищи, и возвращайтесь на свои рабочие места.

– Мертвые шлют вам свои проклятия! – крикнула какая-то женщина.

– Мертвые околдовали наш город, наших детей и тебя, сволочь! – взревела толпа.

Главный комиссар исчез за шеренгой чекистов с винтовками на изготовку.

– Очистить улицу! Разойдись!

Из толпы полетели камни, и люди, судя по всему, не собирались отступать.

Комиссар махнул рукой в кожаной перчатке. Когда дым рассеялся, улица была пуста. Главный комиссар, перешагивая через убитых, поспешил к своему автомобилю.

Пожилая женщина, сделав последний глоток, поставила чашку на блюдечко.

– Мы намереваемся освободить русский народ, – заверил я, – освободить от красного рабства и бессмысленного существования.

– До женитьбы мой муж принадлежал к меньшевикам, – продолжала моя собеседница. – Он тоже мечтал об освобождении народов России. Каждый россиянин мечтает об этом, независимо от его взглядов или ощущений. Но моему мужу в ходе борьбы пришлось столкнуться с теми же самыми явлениями, какие мы наблюдаем вокруг и сегодня. Он умер после двадцати лет принудительных работ, так и не дождавшись осуществления своей мечты, а расстрелы, виселицы и депортации по-прежнему продолжаются.

– Мы спасем русских людей, – упрямо повторял я.

– Позвольте мне поблагодарить вас, солдат, за вашу доброту, проявленную к старой женщине, – сказала она, поднимаясь. – Но прежде чем уйти, я сообщу вам великую правду: русский народ спасет и освободит не тот, кто сильнее, а тот, кто милосерднее.

Оставшись одни, мы долго, далеко за полночь, сидели вокруг самовара.

Утром стало ясно: где-то в городе обосновался вражеский наблюдательный пункт. Снова и снова снаряды корабельных орудий Черноморского флота, а также сухопутных батарей, установленных на большом острове посредине Днепра, падали именно на те здания, в которых разместились немецкие войсковые штабы.

Все городские строения, квадрат за квадратом, тщательно обыскали, но на первых порах никого не обнаружили. Помогла местная полиция, созданная для поддержания в городе правопорядка, из числа антикоммунистических элементов. При ее активном содействии в конце концов удалось арестовать мужчину, передававшего противнику координаты важных военных объектов с помощью почтовых голубей.

На следующий день в районе порта я встретил диковинную процессию. Пять немецких полицейских и несколько местных полицаев водили по улицам мужчину в наручниках. У него, шагавшего довольно бодро и даже как будто весело, с шеи свисал большой плакат.

«Я тот самый человек, который наводил на Херсон огонь советской артиллерии и который повинен в смерти 63 русских женщин и детей и определенного числа германских солдат. За это я буду сегодня повешен».

По пути движения процессии отовсюду сбегались мужчины, женщины и дети, которые, прочитав надпись, молча уступали место другим. Когда один пожилой крестьянин не смог сразу разобрать надпись, приговоренный к смерти с готовностью и явным удовольствием повторил ему текст слово в слово.

– Значит, это ты, – проговорил крестьянин. Мужчина спокойно кивнул.

– Тогда поделом тебе, – заметил крестьянин так же спокойно. – Я рад, что этих проклятых комиссаров наконец-то прогнали ко всем чертям.

– Они еще вернутся, – пообещал невозмутимо мужчина с плакатом.

Крестьянин со страхом взглянул на него и истово перекрестился. Несколько стоявших вокруг женщин тоже осенили себя крестным знамением.