Книга Братство Святого Грааля. Амулет воинов пустыни - Райнер М. Шредер

Прошла целая вечность, прежде чем рыцари услышали щелчок пальцев. Тотчас же палка Кафура опустилась на руку Герольта, и евнух торжественно произнес:

— Ваш повелитель, высокородный эмир Тюран эль-Шавар Сабуни, гроза всех своих врагов, даруй ему Аллах долгую жизнь и новые славные победы над неверными, великодушно позволяет вам, недостойным, поднять головы.

Герольт и Морис тут же выпрямились.

Эмир восседал на складном кресле розового дерева шагах в десяти от рыцарей. Вероятно, этот предмет мебели тоже входил в число его трофеев. Изысканная деревянная резьба, а также орнамент и символы, выполненные на латунной обивке, указывали на работу южноевропейского мастера. Справа от кресла на треногой подставке находилось огромное золотое блюдо. На нем стояли золотая тарелка с виноградом и различными фруктами, шарообразный хрустальный графин с жидкостью лимонного цвета и золотой кубок.

Тюран эль-Шавар Сабуни был человеком крепкого атлетического сложения. Однако ни широкие плечи и грудь, ни просторные одежды цвета шафрана, украшенные рубинами, не могли скрыть крупный живот человека, склонного к обжорству. Под белым тюрбаном, знаком ранга эмира, виднелось покрытое шрамами лицо с густыми бровями и темными глазами. Грубую внешность Тюрана дополнял сдвинутый вправо нос — вероятно, он был перебит в бою и потом плохо сросся. Мощный подбородок просвечивал сквозь негустую крашеную черную бороду. Внешность эмира внушала страх, особенно тем, кто оказывался в его полной власти.

Тюран ничего не говорил и продолжал, громко чавкая, отправлять в рот одну виноградину за другой. Он смотрел на сад с бассейнами, прудами, павильонами и галереями, украшенными цветами вьющихся растений, и на лице его играла злобная усмешка. Казалось, эмир даже не замечал присутствия пленников, а думал о чем-то безрадостном, не имевшем к ним никакого отношения.

Рыцари увидели два стола с косо установленными столешницами, предназначенными для того, чтобы за ними писали стоя. На столах лежали куски пергамента и перья. Чернильницы и чашки с песком стояли там же. Письменные принадлежности успокоили друзей больше, чем они могли бы себе в этом признаться. Получается, эмир действительно позвал их затем, чтобы они в его присутствии написали своим родным письма с просьбой о выкупе.

Внезапно эмир бросил в тарелку гроздь винограда, которую до этого задумчиво ощипывал, и резко встал. Даже Кафур вздрогнул от неожиданного прыжка своего повелителя.

— Пятьсот динаров — это цена самого последнего крестоносца. А за тамплиера, каждый из которых, как известно, составляет гордость рыцарства, дают не меньше тысячи динаров! — свирепо прокричал эмир, оглядывая своих пленников. — На этой цене мы могли бы и остановиться. Однако ваш собрат-тамплиер, эта трусливая крыса Ибрагим, забрался ночью на «Калатраву» и устроил там пожар. Так что за его подлую выходку вы тоже заплатите!

Герольту и Морису с трудом удалось скрыть от эмира свою радость и заставить себя не смотреть друг на друга. Тюран, вне всякого сомнения, говорил о Тарике, который после пленения назвал себя Ибрагимом. Значит, ему все-таки удалось пробраться на галеру! А факт поджога говорит лишь об одном: он устроил пожар, чтобы в суматохе незаметно проникнуть в трюм корабля и вынести оттуда Святой Грааль! Тарик и священная чаша теперь в безопасности! Если бы его убили или схватили, эмир непременно рассказал бы об этом.

— Я поймаю этого ублюдка, даже не сомневайтесь! — гневно продолжал эмир, будто прочитав их мысли. — Но сейчас он в бегах. И вы дорого заплатите за его позорный поступок. От каждого из вас я требую по пять тысяч динаров золотом. Если мое требование не будет выполнено, я для начала подвергну вас пыткам, а потом сожгу на костре — так, как вы это делаете со своими неверными!

Морис открыл рот, чтобы возразить эмиру, однако вовремя вспомнил о предупреждении Кафура и ограничился лишь тем, что жадно схватил ртом воздух.

Тюран эль-Шавар Сабуни ткнул в Мориса пальцем и с издевкой спросил его:

— Что, тамплиер, тебе не нравится моя цена? Разве для твоих родных паршивые пять тысяч динаров дороже твоей жизни? Тогда мы можем закончить разговор. Говори, неверный!

Морис судорожно глотнул, прежде чем ответить эмиру.

— Конечно, моя семья небедна, а благополучие сына дорого моим родителям, — солгал он. — Но ты должен понять, что собрать такую крупную сумму будет нелегко даже для них. Благородные люди в нашей стране изнывают от поборов и налогов, которыми их обложил король. А такой справедливый эмир, как ты, не заставит нас расплачиваться за то, что сделал другой человек, тамплиер он или нет. Если бы ты пожелал две тысячи динаров, они, конечно, могли бы стать выкупом, который моя семья сумеет собрать и выслать тебе.

Тюран эль-Шавар Сабуни наморщил лоб.

— Ты, червь, которому я могу приказать жрать землю, смеешь торговаться со мной, как лавочник на базаре?

— Я даже не мог допустить такой мысли, о благородный эмир, — поспешно проговорил Морис. Он живо увидел себя привязанным к скамье для пыток. — Я всего лишь подумал, что ты поступишь благоразумно, если вскоре положишь в свою казну две тысячи динаров, тогда как более крупную сумму пришлось бы, пожалуй, ждать дольше. Ведь время иногда бывает коварным, отказываясь играть нам на руку.

Герольт внутренне сжался. Зачем Морис произнес последнюю фразу? Ведь она содержала вполне прозрачный намек на то, что власть эмира вскоре может закончиться. Дворцовые перевороты происходили в государстве мамелюков слишком часто, и любимчики свергнутых султанов моментально оказывались среди отверженных.

К счастью для обоих тамплиеров, намек Мориса не дошел до Тюрана. Некоторое время эмир задумчиво чесал бороду. Внезапно он прокричал:

— Три тысячи динаров золотом, и не позже, чем через шесть месяцев! Если деньги от твоей семьи не поступят по истечении этого срока, гонцам придется съездить домой еще раз и привезти еще одну тысячу динаров.

— Ты мудрый эмир, — польстил Морис. — Быстроходные гонцы непременно уложатся в этот срок.

— Так пишите же, для этого все уже приготовлено, — проворчал эмир, как будто сожалея о том, что он опустился до торговли с тамплиерами. — Кафур, развяжи им руки. Когда они закончат, прочти их письма, ведь ты немного понимаешь язык франков. А потом отведи их в подвал.

С этими словами эмир повернулся к пленникам спиной и вышел на террасу.

Герольт и Морис подошли к столам, и там каждый из них, взяв по куску пергамента, написал своей семье страстное письмо. Пленники старались не использовать обороты, которые смогли бы вызвать сомнения Кафура в том, что они находятся в плохих отношениях со своими семьями или что их семьи не обладают достаточными средствами для выкупа.

Читая эти письма, евнух лишь одобрительно похрюкивал. Но затем привычная грубость снова вернулась к Кафуру. Он еще раз доставил себе удовольствие и проводил пленников в камеры ударами палок.

Когда Кафур с Саидом и Махмудом удалились, рыцари принялись обсуждать все, что им довелось увидеть в покоях эмира.