Книга История античного атлетизма - Юрий Шанин

В противовес мнению Платона, многие киники отстаивали абсолютный примат духовного начала и в жизни, и в искусстве, и на стадионах. По выражению И. М. Нахова, «киническая этика перетряхивала всю традиционную систему греческой полисной морали, обязательной для полноправного гражданина города-государства».[113]

Особенно резко критиковали киники тех, кто, целиком отдаваясь спорту, нисколько не заботился о духовной добродетели. Превращаясь в рабов своего режима и календаря состязаний, атлеты не могут (да и не хотят) заботиться о развитии интеллектуальном.[114]

«Они тупоумны, они сделаны из мяса свиней или быков» – так издевался над подобными агонистами Диоген Синопский.[115]

Материалистическая философия киников, в противоположность идеализму Платона, позволяла им взглянуть на существующее положение вещей более здраво и реально. Тот же Диоген Синопский и Антисфен справедливо полагали, что когда физические упражнения не являются самоцелью, они полезны и даже необходимы.[116]Той же точки зрения придерживались Дион Хрисостом и Кратет.[117]

Таким образом, нравственный и общественный идеал киников, цель, которую они ставили перед воспитателями молодежи, существенно отличались от классического гражданского идеала.

Будучи отлученной от стадионов и палестр, основная масса трудящихся эллинов создавала свою защитную философию, педагогические основы которой имели твердую опору в повседневной жизни.[118]

Течение народной критики и положение кинического материализма тесно смыкаются в своем отрицательном отношении к засилию чванливых атлетов, оттеснивших (или пытающихся оттеснить) разум и знание на второй план. «Так вырабатывалась утешительная мораль угнетенных, переосмысливающая действительность для себя и противопоставляющая себя морали угнетателей».[119]

Но, независимо от существенных (а порой и довольно незначительных) расхождений во взглядах на принципы воспитания, лучшие представители античной Греции сходились в одном: душа и тело должны быть одинаково совершенны и нельзя развивать одно в ущерб другому.

Цивилизованный грек не мыслил себе жизни без спортивных занятий. Павсаний, например, не считает возможным назвать фокидскую Панопею городом, ибо там не было гимнасия.[120] Без стадиона античный город также не мог обойтись. Даже если это был город-колония. На территории Ольвии и нынешнего Херсонеса Таврического были и палестры, и гимнасии.

Спортивный профессионализм,

Политика и закат олимпии

Выступая на состязаниях, эллин отстаивал не только свою честь, но и авторитет родной общины, города, целого государства. Вспомним известную эпиграмму Симонида Кеосского, посвященную юному борцу Феогнету:

«Вот он, смотри, Феогнет, победитель в Олимпии, мальчик,Столь же прекрасный на вид, как и искусный в борьбе.И на ристалищах ловко умеющий править конями.Славою он увенчал город почтенных отцов».[121]

Еще более восторженно отозвался о Феогнете Пиндар.[122]

И хотя в те отдаленные времена не существовало командных выступлений и состязались только в личном первенстве, за плечами каждого атлета стояли сотни его сограждан, общинные традиции и храмы богов, славу которых он мог как приумножить, так и запятнать.

Это стало особенно ощутимым и приобрело необычайную остроту после распада Афинского морского союза и установления македонского господства.

338 год до н. э. – одна из самых трагических дат в истории Древней Греции. Именно в тот год македонский царь Филипп в битве при Херонее нанес сокрушительный удар эллинскому войску.

Две трети эллинского ополчения попали в плен. Тысячи отважных воинов пали смертью героев на поле брани. И теперь свободные эллины были не так уж свободны…

Но вполне вероятно, что столь печальные события были бы предотвращены, если б древнегреческие полисы не враждовали между собой и выступали против захватчиков столь же монолитно и слаженно, как это случалось иногда в прежние времена.

После поражения при Херонее священные игры фактически носили характер соревнования между ослабленными распрями и войнами греческими государствами. Вполне понятно, что для каждого государства было почетно иметь победителя на празднике, уходящем корнями в доисторические времена.

Таким образом, атлет силой своих мышц, как воин на поле боя, завоевывал на стадионе для своей полиса место под солнцем и в политическом смысле.

Однако еще через два-три столетия статьи Олимпийского устава постепенно утрачивают свое значение (по крайней мере некоторые из них). Все чаще атлеты-любители уступают место спортсменам-профессионалам, выходцам из среды пролетаризованной массы греческого населения. Таких атлетов город или даже частные лица просто нанимали за деньги, что уже не считалось столь же предосудительным, как в древности. И этот момент нашел свое отражение в творчестве древнегреческих писателей и художников.

Олимпийский расцвет неумолимо переходил в олимпийский упадок. Правда, происходило это не слишком быстро, но достаточно ощутимо. И здесь нетрудно наметить вполне четкие хронологические вехи.

Большинство исследователей склонно считать, что VI–V вв. до н. э. – это еще вполне благополучный период, почти «золотой век агонистики». Столетиями складывавшиеся прочные устои античных стадионов начинают колебаться лишь в начале IV века, а в середине IV века олимпийский упадок уже очевиден: он закономерно совпал с кризисом греческого полиса и полисной системы в целом.

Это же явление коснулось и античного спорта: могучие, но узко ограниченные профессионалы (сменившие на стадионах гармонично развитых любителей-универсалов) выступают преимущественно в каком-либо одном виде состязаний. Эта «агонистическая специализация» порождала порой весьма неприятные явления. И хотя снижение патриотического и воспитательного значения игр (во времена македонского, а затем – и римского господства) не намного уменьшило интерес к ним со стороны зрителей, но такие состязания уже никак не способствовали процветанию спорта в благородном, высоком, истинном значении этого слова.