Книга Дочь викинга - Юлия Крен

Король еще больше ссутулился. Он не смотрел на дочь. И так и не сказал ей, о чем идет речь. Он просто отвернулся.

Гизела видела, как по щеке матери скатилась слеза. Девушка не понимала, что происходит. Что могло случиться такого ужасного, что заставило ее мать плакать?

Наконец король заговорил – но его слова мало что объяснили.

– Мы должны принести эту жертву, – тихо сказал он. – Все мы знаем, сколько врагов угрожает нашей стране. Мы должны заключить мир с захватчиками, которые пришли с севера.

– Но не такой же ценой! – простонала мать Гизелы.

Плечи Карла задрожали. Гагон же, напротив, приободрился.

– Драгоценная Фредегарда… – с улыбкой начал он.

Мать вздрогнула, как от удара. То, что к ней обращались по имени, а не «ваше величество», как ей хотелось бы, и так было достаточно унизительно, но услышать это из уст выскочки, родственника настоящей королевы… Вынести такое оскорбление было непросто.

– Драгоценная Фредегарда, – спокойно повторил Гагон. – Я знаю, это разбивает тебе сердце. Я знаю: тебя пугает то, что мы хотим доверить Гизелу какому-то чудовищу. – Он, словно защищаясь, поднял руки. – Но Роллон вовсе не чудовище. Вот уже несколько месяцев он слушает проповеди священника, говорящего на наречии северян. Этот священник – отец Мартин – по поручению епископа Шартра вселяет веру в сердца норманнов. Говорят, он уже воспитал Роллона в христианском духе. Так что же нам мешает надеяться на то, что он станет добрым христианином, подобно Хундею?[10] Тот ведь тоже был язычником, но принял истинную веру. Мои слова может подтвердить епископ Руана. – Он мотнул головой в сторону церковника.

Значит, этот епископ – Витто Руанский. Хоть Гизела и провела всю жизнь в Лане, название этого города было ей знакомо. О Руане здесь говорили часто – с сочувствием и ужасом. Ни один город на севере страны не подвергался нападениям норманнов так часто, как Руан. Северяне уже захватили окрестные земли, и большинство франков бежали.

– Да, – ответил епископ. – Я могу это подтвердить. И не только то, что брат мой Мартин проповедует Роллону, но и то, что все священники Руана, включая меня, находятся под защитой Роллона. А он держит свое слово. Нападения, от которых мы страдали, стали редкостью. Кроме того, Роллон приказал вернуть украденные реликвии. Только подумайте, дорогая Фредегарда! – Ну вот, теперь и он назвал ее по имени. – Защита Роллона нужна не только Руану, но и многим другим городам, церквям и монастырям, цветущим землям нашей родины, попавшим под власть норманнов. Мон-Сен-Мишель, Сент-Уэн, Жюмьеж, Вандрий, даже Сен-Дени – мы не можем их больше защитить. И мы не сможем освободить эти земли от норманнов. Но если Роллон примет крещение, то его солдаты последуют примеру своего предводителя. Так север нашей страны останется христианским, на земле вновь взойдет урожай, божьи люди отстроят монастыри.

– Но не… – начала Фредегарда.

– Архиепископ Реймса, – перебил ее Гагон, – тоже надеется на то, что Роллон примет христианство. Мира, говорит он, можно добиться лишь любовью, но не насилием.

– Да как ты можешь говорить о любви и в то же время требовать, чтобы…

– Фредегарда! – На этот раз вмешался сам король. – Север королевства больше не сможет противиться нападениям норманнов!

– И ты хочешь отказаться от этих земель, отдать их в лапы этих исчадий ада?!

– Не исчадий ада… Я хочу передать эти земли лично Роллону. Он сможет мудро управлять ими и защитит их от нападения других племен северян! Он защитит их вместо меня!

– Но как он может защищать наши земли, если он язычник?

– Ты же слышала, ему недолго оставаться язычником! – Король наконец взглянул в глаза Фредегарде. – Да, Роллона окрестят. Роберт Парижский станет его крестным отцом. Роллон принесет мне клятву вассальной верности, и я дарую ему в лен земли от реки Эпт до самого моря. На этих землях франки и норманны смогут жить в мире. – Он вздохнул.

– И чтобы упрочить этот союз, ты хочешь… – На этот раз мать не перебили, но она все же замолчала.

Гизела видела, что она дрожит.

Все эти имена и географические названия эхом отдавались у девушки в голове, сливались в мерный шум. Ей хотелось петь скрыться в песне от всего мира. Но Гизеле казалось, что она уже не сможет петь – не только здесь и сейчас, в этом зале. Никогда. Ей больше не утешить ни мать, ни отца своим голосом.

Гагон нарушил тишину первым.

– Ты же знаешь, драгоценная Фредегарда, – произнес он, – как важно для нас сейчас заключить перемирие на севере. Знать Лотарингии, откуда я родом, предложила его величеству править их королевством – они предпочитают, чтоб на троне был наш король, а не теперешний наследник престола, Людовик,[11] король Восточно-Франкского королевства, еще ребенок, и притом болезненный. Если его величество Карл получит Лотарингию, галльские земли будут простираться до самого Рейна. Но он не может сражаться одновременно за Лотарингию и за Нормандию.

– Подумайте также о том, – добавил епископ Витто Руанский, – что сейчас самый подходящий момент для заключения мирного договора между норманнами и франками. Еще недавно Роллон потребовал бы себе большие ленные угодья, но после поражения при осаде Шартра – тогда епископ Жюссом и граф Роберт Парижский оказали ему отчаянное сопротивление – он согласится признать Эпт границей между землями норманнов и франков. Всем землям севернее Эпта он даст то, что им так необходимо, – сильного правителя, который сумеет объединить разрозненные норвежские и датские племена. И дело не только в том, что в этих землях царит хаос. Там почти не осталось людей. Кто-то же должен вести торговлю и заниматься рыбной ловлей, верно? Роллон усмирит разбойников, заселит свои ленные угодья и вернет этим землям былое богатство. Он отстроит не только Руан, но и Байе, и Лизье, и Эвре…

Фредегарда даже не повернулась к епископу. Она смотрела на короля.

– Говорят, Роллон настолько огромен, что его не может выдержать ни одна лошадь, – прошептала она.

Король еще больше понурился:

– Я не делаю ничего такого, чего не делали мои предки. Они вели переговоры. Вместо того чтобы сражаться, они отводили копье, направленное им в грудь, в сторону – и не силой, а с помощью денег. Еще мой прадед Карл передал полуостров Котантен в лен норманну.

– Но разве он выдал свою дочь за дикаря?! – всхлипнула Фредегарда. – Ты не можешь так поступить! – завопила она вдруг. – Примут норманны христианство или нет, ничто не изменит тех ужасов, которые они обрушили на головы франков! Они творили такое, о чем и говорить страшно! И если бы сто красноречивых певцов со звонкими, неумолкающими голосами сотни лет пели об этом, то и они не смогли бы передать все те ужасы и унижения, которые довелось пережить и мужчинам, и женщинам, и старикам, и детям, и знати, и крестьянам! Передать все те ужасы, что принесли с собой эти язычники!