Книга Искушение Марии д'Авалос - Виктория Хэммонд

Беатриче смотрела на гору Вомеро, которая образовывала живописный фон для дворца, ступенчатыми террасами спускаясь к Неаполитанскому заливу. Семья д’Авалос построила свой новый дом в Кьяйе в середине шестнадцатого века, чтобы удалиться из мрачного, многолюдного центра Неаполя и жить в окружении чудесной природной красоты. Большую часть года здесь было солнечно, и интерьеры дворца были залиты светом. Но сегодня, когда Мария по широкой мраморной лестнице поднималась на третий этаж, лестничный колодец был сумрачным. Перескакивая через ступеньки, Беатриче умчалась вперед — теперь она ждала мать на лестничной площадке второго этажа. Мария споткнулась о верхнюю ступеньку и схватилась за перила, чтобы не упасть.

— От этой винтовой лестницы кружится голова, — заметила Беатриче. — О, бедная мама, ты не ушиблась?

Мария покачала головой и прислонилась к стенке лестничной площадки.

— Почему же ты тогда плачешь? — спросил ребенок, вкладывая свою ручку в руку Марии.

— Прошло шесть лет, дорогая. Я немного нервничаю, — прошептала она. — Как-то странно увидеть свою семью после такой долгой разлуки. Меня огорчает мысль, что они будут выглядеть старше, и не знаю, какой покажусь им я. Погоди минутку. Я не хочу появляться перед ними в таком виде. — Она промокнула глаза носовым платком. — Обещай, что будешь вести себя очень хорошо, Беатриче. Я хочу, чтобы они полюбили тебя так же, как я.

— Они должны любить меня в любом случае. Они же мои дедушка и бабушка.

— Беатриче!

— Да, да! Обещаю, — ответила Беатриче, снова в волнении устремляясь вверх по лестнице.

Мария услышала, как наверху открылась дверь, и знакомый мелодичный голос наполнил лестничный колодец эхом.

— Кто этот ангел? Откуда ты, моя прелесть? Тебя послали Небеса?

— Я Беатриче.

— Какой очаровательный реверанс. Дай же мае обнять тебя. Я твоя тетя Антония.

Беатриче почувствовала, как ее лицо прижали к бархатному лифу платья, пахнувшему розами. Она подняла глаза и с улыбкой посмотрела в проницательные глаза своей тетушки. У той было маленькое лицо в форме сердечка.

— А вот и твоя дорогая мама. Я вообще ничем больше не занималась — только молилась, чтобы вы благополучно прибыли, и вот вы здесь. Какая радость! Ступай и поздоровайся с дедушкой и бабушкой, пока я обнимаю твою маму, милая Беатриче. — Она раскрыла Марии объятия. — Наконец-то ты дома, Мария. Мы никогда больше не должны позволять себе разлучаться так надолго. Никогда.

Отец Марии, принц Гаэтано, сердечно их обнял и широким жестом пригласил в гостиную. Мать Марии, принцесса Свева, как всегда сдержанная, осталась сидеть. С минуту она сжимала руки дочери, прежде чем перекрестить ее. Мария под влиянием порыва расцеловала ее в обе щеки, чем несколько озадачила: мать никогда особенно не выказывала дочери свою нежность и не привыкла к проявлениям ласки со стороны Марии.

Они все уселись и, обмениваясь улыбками и восклицаниями, изучали лица друг друга. Прошло так много времени! Принц Гаэтано с непривычно затуманившимся взором начал суетиться вокруг Беатриче. У него появилось брюшко, но львиная грива седых волнистых волос и прекрасный прямой нос, несомненно, по-прежнему были неотразимыми для дам, консультировавшихся у него по вопросам искусства. Самых хорошеньких из них он, к огорчению своей жены, чувствовал себя обязанным брать под свое крыло. Гаэтано был принцем Монтесаркио, обширного феодального поместья к северу от Неаполя, с великолепной средневековой крепостью на вершине холма. Однако он редко туда ездил, полагаясь на управляющих, которые надзирали за возделыванием его земель. Жизнь в столице была интереснее.

Принцесса Свева спокойно сидела в кресле, как всегда строгая и застегнутая на все пуговицы, — она производила такое впечатление, даже когда на ней было модное платье с глубоким декольте. Марию охватило сочувствие к ней: ведь холодность ее матери объясняется не только характером. Принцесса Свева всегда высоко держала голову, как будто не обращая внимания на шалости мужа, но теперь у губ залегли морщины разочарования. На ее гордом лице с тяжелыми веками, под короной из закрученных черных кос, застыло неодобрительное выражение. Она заставила Беатриче поворачиваться перед ней и рассматривала ее. Маленькой сообразительной девочке такой осмотр показался унизительным, и она вертелась все быстрее, в конце концов закружившись в танце.

— Достаточно, — сказала принцесса Свева. — Ты очень похожа на своего отца.

— Я знаю, — ответила Беатриче, позволяя принцу Гаэтано усадить себя на колени.

— Мария, ты просто чудо, — промурлыкала Антония, которая как-то непривычно притихла, оценивая племянницу. — Подумать только, в двадцать пять ты все еще такая красивая, в то время как паук возраста ткет паутинку из морщин на лицах твоих ровесниц. И это после всего, что ты пережила! Разве же она не настоящий феникс красоты, Гаэтано?

Ее брат был того же мнения, но воздержался высказывать его при Свеве. Сплетни, годами окружавшие его любовные похождения, приучили его не обсуждать женскую красоту в присутствии жены. Если такое случалось, то она больше времени проводила в часовне дворца и целыми днями хранила надменное молчание.

— У тебя такой же нежный цвет лица, как шесть лет назад, и такой же гордый подбородок, — продолжала Антония. — Только глаза изменились, моя дорогая, но от этого ты стала даже красивее, так как теперь это уже не русалочья невинная зелень, а изумруды мудрости. Карло Джезуальдо будет в восторге от такой невесты, ибо поклоняется красоте. Я совещаюсь с ним по поводу приготовлений к вашей свадьбе, и он обладает самым изысканным вкусом из всех мужчин, которых я когда-либо знала.

— А каким теперь стал Карло? — спросила Мария с вполне объяснимой тревогой, ибо их свадьба должна была состояться через пять недель. Она надеялась побольше узнать об этом молодом человеке, судьба которого теперь была неразрывно связана с ее судьбой.

— Такой же странный, как всегда, хотя его страсть к музыке еще возросла. Все время занят с музыкантами своего отца, — ответила Антония, имея в виду придворный оркестр принца Франческо Джезуальдо.

— Мой племянник ревностно исполняет свои религиозные обязанности, — перебила ее принцесса Свева, заглушив Антонию. — Его величайшее стремление — быть хорошим католиком. Он поклоняется своему дяде, кардиналу Борромео, и был глубоко опечален его смертью в прошлом году. Карло рассказал мне, что поговаривают о том, чтобы включить его дядю в число святых.

— В самом деле? Я слышала, что Борромео был весьма непопулярен в бытность свою кардиналом Милана. Он сразился во главе своей армии с испанцами и даже попытался отлучить от церкви испанского губернатора. А однажды он отлучил от церкви всех, кто участвовал в миланском карнавале, так что сам папа римский вынужден был ему напомнить, насколько велика человеческая бренность. Однако если его действительно хотят канонизировать, то это еще одна удача для Джезуальдо. — Антония сказала бестактность, поскольку Свева была из семейства Джезуальдо — сестра принца Франческо. — Они не только породнились с папой римским, но и со святым. — Антония намекала на связь католической церкви с личным процветанием и на ее прямое воздействие на семью Свевы. Когда ее брат женился на Джерониме Борромео — племяннице папы Пия V, — король Испании Филипп даровал ему герцогство Веноза.